Страниц: « Предыдущая 1 2 3 [4] 5 6 7 Следующая »
  Печать  
Автор Тема: Сага о Глассах и им подобных ("девятка")  (Прочитано 38130 раз)
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #45 : 11 Ноября 2013, 13:03:30 »

Явление 1

Субботнее утро было освещено солнцем, зато погода была как раз подходящей для верхней одежды, в том числе и пальто - и все надеялись, что она останется такой на все выходные для Иельской игры. На вокзале 20 с лишним мальчиков ждали своих подруг, которые должны были приехать в 10-52. 6 или 7 из них стояли на открытой холодной платформе, а остальные, которые были без шапок, собрались мелкими группами - по 2, 3 или 4 человека - в жарком дымном зале ожидания и болтали такими голосами, которые звучали исключительно по-ученому, резко и догматично, как будто каждый мальчик, когда наступала его очередь говорить, объяснял раз и навсегда какую-нибудь противоречивую тему, которую внешний мир, не связанный со школой, намеренно или ненамеренно портил в течение многих веков.
Линн Кутелл в непромокаемом плаще с пристегнутой изнутри шерстяной поддевкой стоял на открытой платформе вместе с другими 6 или 7 мальчиками - точнее говоря, отдельно от них. Он уже больше 10 минут как отделился от беседы остальных мальчиков и стоял, прижавшись спиной к свободной вешалке и держа руки в карманах, так как рукавиц у него не было. Да и коричневое шерстяное кашне, торчащее на его шее, тоже было чисто символическим. Сначала он хотел его поправить, но потом передумал. Он отрывисто и рассеянно вынул правую руку и достал из внутреннего кармана письмо. Он сразу же начал его читать, не закрывая рта.
Письмо было напечатано на голубой почтовой бумаге. Так как его уже вытаскивали из конверта и перечитывали много раз, оно имело несвежий вид:

"Возможно, вторник

ДОРОГОЙ ЛИНН!

Я не имею понятия сможешь ли ты разобрать это, поскольку сегодня в общежитии невероятный шум и я с трудом могу слышать и думать. Так что если у меня будут ошибки - не обращай внимания. Кстати, я приняла твой совет и часто заглядывала в словарь - так что если это портит мой стиль виноват только ты. И все-таки я недавно получила твое прекрасное письмо. Я люблю тебя до мельчайших подробностей, до безумия и так далее. Поэтому мне трудно ждать выходных. Плохо, что ты не можешь взять меня на свою ферму, но мне всё равно где находиться - главное, чтобы мухи не кусали и чтобы я постоянно, то есть, каждую минуту видела тебя. А сейчас я буквально схожу с ума. Твое письмо мне очень понравилось - особенно про Эллиота. Мне кажется, что я начинаю презирать всех поэтов кроме древнегреческих. Я готова перечитывать их до безумия - и не надо делать грубых замечаний на этот счет. Возможно я и сочинение про них напишу когда буду сдавать экзамен, если только этот глупый консультант разрешит.

Нежный Адонис умирает.
Киферея, что нам делать?
Девушки, бейте себя в грудь
И рвите свои туники.

Какая прелесть! Они всегда так делают. А ты любишь меня? Разве ты не написал мне однажды ужасное письмо, что я ненавижу тебя за то, что ты слишком мужественый (как это пишется?) и молчаливый? Я не могу сказать, что ненавижу тебя, но я против сильных и тихих мужчин. Я не говорю, что ты слабый, но ты и сам знаешь. А здесь так шумно, что мне трудно слышать и думать. Но все-таки я тебя люблю и посылаю это тебе срочной почтой - хотя тебе придется долго ждать пока я найду марку в этом сумасшедшем доме. Люблю, люблю, люблю. А ты знаешь, что за все эти 11 месяцев я танцевала с тобой всего 2 раза - если не считать тогда в авангарде когда ты был скупым? Наверно я слишком само-уверенная. Если в ответе будет хотя бы строчка по этому поводу я тебя убью. До субботы, мой цветочек!

С любовью,
ФРАННИ
Целую, целую, целую,
целую, целую, целую

Постскриптум. Отцу в больнице просветили спину икс-лучами. Говорят опухоль не злокачественая. Вчера я говорила с матерью по телефону. Кстати, она шлет тебе привет, так что не беспокойся в пятницу вечером. Я думаю, они даже не слышали, как мы пришли.
Пост-постскриптум. Когда я тебе пишу, то веду себя невежествено и глупо. Для чего? Я разрешаю тебе проанализировать это. Давай проведем выходные как можно лучше. Я не имею в виду анализировать всё сразу, если это возможно - особенно меня. Я просто тебя люблю.

подпись: ФРЕНСИС"
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #46 : 11 Ноября 2013, 13:05:30 »

Явление 2

Линн уже прочитал примерно половину письма, когда его прервали. В его чтение вмешался - точнее, ворвался - крупный мальчик по имени Рей Соренсон, который хотел спросить Линна, понимает ли он, о чем писал Рильке. Линн и Соренсон учились в одном и том же старшем классе, близком к выпускному, и занимались современной европейской литературой. На понедельник им задали "Дуинские элегии" Рильке. Линн мало знал Соренсона, но, почувствовав небольшое категоричное отвращение к его внешности и поведению, спрятал письмо.

Линн: Я точно не знаю. Может быть, и понимаю что-нибудь.
Рей: Ну, и счастливый же ты!

Его голос был практически безжизненный, как будто он подошел к Линну не пообщаться, а просто от скуки или волнения.

Рей: Здесь холодно.

Он вытащил из кармана пачку сигарет. Линн увидел на отвороте верблюжьей шубы Соренсона едва заметный след от помады, как будто он был там уже несколько недель или месяцев. Но Линн плохо знал Соренсона и не хотел напоминать об этом - тем более что уже подошел поезд. Оба мальчика повернулись налево, чтобы стоять лицом к локомотиву. Примерно в это же время дверь со стуком открылась, и мальчики начали выходить из жаркого зала ожидания, чтобы встретить поезд - причем у большинства из них в каждой руке было не меньше 3 зажженных сигарет.
Когда поезд остановился, Линн тоже зажег сигарету. Потом, как и многие другие люди, которые, должно быть, никогда еще не пробовали встречать поезда, он согнал со своего лица всякое выражение, которое могло просто и даже красиво выдать, какие чувства он испытывает к приезжающим.
Франни была одной из первых девочек, которые вышли из вагона на дальний северный край платформы. Линн сразу ее увидел, и что бы он ни старался делать со своим лицом, поднятая в воздух рука была истинной правдой. Франни заметила его и щедро помахала в ответ. На ней была енотовая шуба, и Линн, быстро подходя к ней, хоть и с равнодушным лицом, думал про себя, подавляя волнение, что он единственный на всей платформе, кто мог узнать Франни по шубе. Он вспомнил, как однажды в чужой машине примерно полчаса целовал Франни, а потом отвороты ее шубы - как будто это была ее неотъемлемая принадлежность.

Франни: (с удовольствием) Привет, Линн!

Уж она-то точно не сгоняла выражение со своего лица. Она обняла и поцеловала его. Это был поцелуй на платформе вокзала - то есть непроизвольный, но достаточно сдержанный, как будто они стукнулись лбами.

Франни: Ты получил мое письмо?

Она продолжала практически на одном дыхании.

Франни: А ты бы мог ждать и внутри. Кажется, ты замерз. Так получил ты мое письмо?
Линн: Какое письмо?

Он взял ее чемодан цвета морской волны с белыми кожаными креплениями. Из поезда вынесли еще полдюжины таких чемоданов.

Франни: Так ты его не получил? А я его еще в среду отправила. Я даже взяла его с собой на почту...
Линн: Это? Тогда получил. А сколько у тебя чемоданов? И что это за книга?

У Франни в левой руке действительно была небольшая книга с мягкой обложкой горохового цвета.

Франни: Это просто так.

Она открыла сумку и положила туда книгу, а потом вместе с Линном спустилась с платформы на стоянку такси. Она держала его за руку и всё время болтала.

Франни: Прежде всего, у меня платье не выглажено. Я когда-то купила красивый утюг, такой маленький, что поместится в кукольном доме - но забыла взять его с собой. Во всем поезде я узнала только 3 девочек - Марту Фарар, Типи Тибет и Элеонору, с которой я познакомилась несколько лет назад, где-то в Эксетере, когда училась в начальной школе. Остальные, как видно, учатся в школе Смита, Нортгемптон, штат Массачусетс - кроме 2 из школы Вассара, Пукипси, штат Нью-Йорк, и 1 из художественной школы в Бенингтоне, штат Вермонт, или у Сары Лоуренс в Бронксвиле, штат Нью-Йорк. Та, что учится в Бенингтоне или у Сары Лоуренс, выглядит так, как будто всю дорогу сидела взаперти и что-то рисовала или лепила, а может быть, у нее под платьем трико.
Линн: (на быстром ходу) Жаль, что я не могу взять тебя на свою ферму - это безнадежно. Но я могу повести тебя в одно красивое, уютное место. Оно маленькое, но аккуратное - тебе понравится.

Франни сразу же заметила белый дощатый меблированный дом. В одной комнате были 3 девочки, которые друг друга не знали. Та, которая пришла первой, получила себе комковатую тахту, а 2 другие разделяли двуспальную кровать и фантастический матрац.

Франни: (с энтузиазмом) Какая прелесть!

Ей трудно было скрывать нетерпение по отношению к глупости всех мужчин, особенно Линна. Это напомнило ей дождливый вечер в Нью-Йорке после театра, когда Линн, с подозрительно ограниченным милосердием, позволил ужасному человеку в смокинге убрать такси куда-нибудь подальше. Она не особенно вспоминала об этом - ужасно быть мужчиной, когда приходится ловить такси под дождем - но она вспомнила, что Линн враждебно и сердито смотрел на нее, когда он отчитывался, вернувшись на бордюр. Теперь, чувствуя себя странно виноватой, когда думала об этом и о других вещах, она слегка сжала руку Линна, выражая этим притворное чувство. Они оба сели на такси, поместив чемодан цвета морской волны с белыми кожаными креплениями впереди, возле водителя.

Линн: Давай оставим твои вещи там, где ты остановишься - просто бросим их у двери - и пойдем обедать. А то я умираю от голода.

Он наклонился вперед и дал водителю адрес. Машина тронулась.

Франни: Я так рада видеть тебя! Мне было скучно.

Она поняла, что имела в виду совсем не это, раньше, чем произнесла. С виноватым видом она взяла руку Линна и переплела его пальцы со своими.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #47 : 11 Ноября 2013, 13:09:29 »

Явление 3

Примерно через час оба сидели за отдельным столом в Сиклеровском ресторане в центре города - любимое место людей науки, в том числе и тех студентов колледжа, которые должны были учиться в Иельском и Гарвардском университетах, чтобы от случая к случаю уводить своих подруг от Мори или Кронина. Сиклеровский ресторан, надо сказать, был единственным во всем городе, где бифштексы не были слишком толстыми - если большой и указательный пальцы раздвинуть на дюйм. В Сиклеровском ресторане были улитки. Там студент и его подруга могли одновременно заказать салат - или никто из них не заказывал, если он был приправлен чесноком. Франни и Линн оба заказали мартини. Когда им 10 или 15 минут назад принесли выпить, Линн попробовал, потом опять сел и быстро осмотрел зал с очевидным чувством благополучия (он явно был уверен, что никто не мог поспорить) в нужном месте с девочкой безупречного вида - не только красивой, но еще и лучше того, не всегда носящей школьную форму (шерстяной свитер и фланелевую юбку). Франни моментально заметила эту небольшую показуху, приняв ее как должное - ни больше, ни меньше. Но, по старой, устойчивой конструкции своей психики, она почувствовала себя виноватой в том, что заметила и уловила это, и наказала себя тем, что слушала последующий разговор Линна, имитируя особое внимание.
Линн говорил так, как будто захватил разговор на целых четверть часа или где-то около того, веря, что он просто делает успехи, так как его голос нигде не ошибается.

Линн: Если говорить грубо, то у него не хватает тестостерона. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Держась обоими предплечьями за мартини, он риторически наклонился вперед, к Франни, которая его внимательно слушала. Она так долго молчала, что вынуждена была прочистить горло, прежде чем говорить.

Франни: Чего не хватает?

Линн поколебался, а потом ответил.

Линн: Мужской силы. Я первый раз услышал твой голос.

Он продолжал вести свою тему разговора, не выходя за ее пределы.

Линн: И все-таки это был, так сказать, основной мотив - вот что я хочу выяснить хитрым путем. Я имею в виду, что честно думал - это опрокинется, как свинцовый шар, и когда я получил это обратно с буквой "А" высотой в 6 футов, клянусь, я чуть не свалился вверх тормашками.

Франни снова прочистила горло. Ее собственное наказание - исключительно слушать - очевидно, уже было выполнено.

Франни: А зачем?
Линн: (как будто его прервали) Что зачем?
Франни: Зачем ты думал, что это опрокинется, как свинцовый шар?
Линн: Я просто так сказал. Я уже прекратил говорить. А этот Брюмен - большой специалист по Флоберу. По крайней мере, мне так кажется.

Франни улыбнулась и попробовала мартини.

Франни: (глядя на стакан) Да, это прекрасно. Я рада, что там всего 20 на 1. Мне не нравится, когда там сплошной джин.

Линн кивнул.

Линн: И все-таки мое сочинение у меня в комнате. Если у меня будет возможность, я прочитаю тебе его на выходных.
Франни: Это хорошо. Мне хочется его послушать. А пока прочитай мне что-нибудь другое.

Линн опять кивнул и поменял положение на стуле. Он взял первую попавшуюся книгу и начал читать.

Линн: "Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса, крепко стиснул его обнаженную красную руку, которую тот не сразу ему подал. "Душевно рад", - начал он, - "и благодарен за доброе намерение посетить вас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?" "Евгений Васильев", - отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу всё свое лицо. Длинное и худое, с широким лбом, сверху плоским, внизу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвета, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум".

Он закрыл книгу и положил ее обратно.

Франни: А что было дальше?
Линн: А дальше нам не задано.
Франни: (в сторону) Да, такие, как ты, Тургенева не любят. (Громко) А ну-ка, повтори - что ты сказал?
Линн: А зачем? Я ведь ничего такого потрясающего не говорил. Но я не знаю... Мне кажется, что акцент, который я делаю на том, зачем его так нервно привлекают точные слова - не так уж плохо. Я имею в виду в том смысле, как мы понимаем теперь. Не только психоанализ и всякая ерунда, но и точность в точной степени. Ты знаешь, о чем я говорю. Я никакой не фрейдист, но есть такие вещи, мимо которых нельзя просто так взять да и пройти - например, большое Ф у Фрейда. Я думаю, что я в точной степени имел право обратить внимание на то, что никто из великих - например, Толстой или Шекспир - не выжимал из себя слова. Они просто писали. Ты меня понимаешь?

Линн выжидающе посмотрел на Франни. Казалось, что она слушает его с каким-то особым вниманием.

Франни: Ты будешь есть маслину или нет?

Линн быстро посмотрел на стакан с мартини, а потом опять повернулся к Франни.

Линн: (равнодушно) Нет. А ты хочешь?
Франни: Если ты не хочешь.

По выражению Линна она поняла, что задала неправильный вопрос. Хуже того, она даже не хотела есть маслину и думала, зачем вообще попросила ее. Но делать было нечего, когда Линн протянул ей стакан мартини - только принять маслину и проглотить ее, придав себе довольный вид. Потом она вытащила сигарету из пачки на столе, и он зажег для нее и для себя.
После перерыва с маслиной за столом наступила тишина. Линн прервал ее, так как он не хотел тянуть кульминационный момент еще дальше.

Линн: (отрывисто) Этот Брюмен хочет, чтобы я где-нибудь издал свое сочинение. Но я не знаю.

Потом, как будто он был измучен - или, точнее, истощен требованиями, наложенными на него миром, жадным на плоды его ума - он потер лицо ладонями, непроизвольно и грубо отгоняя сон от глаз.

Линн: Я имею в виду, что критическим статьям о Флобере, которые пишет дюжина мальчиков, грош цена.

Он немного задумался с сердитым видом.

Линн: Фактически, я думаю, что вряд ли о нем были настоящие, сильные работы в последнее...
Франни: Ты говоришь точно как начальник участка.
Линн: (неторопливо и спокойно) Извини, я не понял.
Франни: Ты говоришь точно как начальник участка. Прости меня, но это действительно так.
Линн: Это правда? А можно спросить, как говорит начальник участка?

Франни увидела, что он сердится, и довольно сильно, но в этот момент, одновременно осуждая себя и злясь, она решила говорить разумно.

Франни: Не знаю, для чего они здесь и откуда пришли, но начальник участка - это человек, который ходит по классу, когда учитель занят или отсутствует по причине нервного срыва, лечения зубов и так далее. Это обычно какой-нибудь студент. Например, он приходит на урок русской литературы в своей рубашке с маленьким пристегнутым воротником и полосатым галстуком - и целых полчаса критикует того же Тургенева. Кончается тем, что он, так же, как и ты сейчас, подрывает авторитет Тургенева. Потом он начинает рассказывать про Стендаля или кого-нибудь еще, по которому он писал сочинение, чтобы получить ученую степень. У нас в английской школе примерно 10 начальников участков ходят и подрывают авторитеты, и они такие блестящие, что едва раскрывают рот - извини за противоречие. Я хочу сказать - если ты будешь с ними спорить, они только придают себе ужасно добродушное выражение...

Линн: Какая тебя муха укусила? Сегодня с тобой происходит что-то неладное - ты знаешь это?

Франни стряхнула пепел с сигареты и придвинула пепельницу поближе к себе.

Франни: Извини, но мне плохо. Я уже целую неделю чувствую себя подавленной. Это ужасно.
Линн: Но в твоем письме ничего подавленного нет.

Франни торжественно кивнула. Она смотрела на маленькое, размером с игровую фишку, солнечное пятно на столе.

Франни: Я с трудом его написала.

Линн хотел что-то ответить, но пришел официант и забрал пустые стаканы.

Линн: Хочешь еще мартини?

Ответа не последовало. Франни смотрела на солнечное пятно с таким особым вниманием, как будто хотела лечь на него.

Линн: (терпеливо, как бы помогая официанту) Так хочешь или нет?

Она посмотрела на пустые стаканы, которые официант держал в руках.

Франни: Извини. Нет, то есть да. Я не знаю.

Линн посмотрел на официанта и рассмеялся.

Линн: А точнее?
Франни: (более уверенно) Да.

И официант ушел. Линн видел, как он вышел из комнаты, а потом опять посмотрел на Франни. Она, не закрывая рта, сбросила пепел в новую пепельницу, которую принес официант. Линн смотрел на нее с растущим раздражением. Возможно, он обижался и боялся любых признаков отчуждения в той девочке, которой он устроил настоящее свидание. Во всяком случае, он беспокоился, что муха, которая укусила Франни, может испортить все выходные. Вдруг он наклонился вперед, положив руки на стол, как будто хотел что-то выгладить, но Франни начала говорить раньше, чем он сделал это.

Франни: Сегодня мне плохо. Гораздо хуже, чем обычно.

Она смотрела на Линна, как будто он был чужим, или как на плакат, рекламирующий линолеум в проходе вагона метро. Она снова почувствовала струю измены и вины, которые казались повесткой дня, и отреагировала на это, покрыв своей рукой руку Линна. Потом она быстро убрала руку и вытащила сигарету из пепельницы.

Франни: Я обещаю, что через минуту выйду из этого состояния.

Она искренне улыбнулась Линну - в этот момент ответная улыбка могла бы, по крайней мере, немного смягчить последующие события, но Линн был занят, придавая себе отчужденный вид, и не улыбнулся в ответ. Франни затянулась сигаретой.

Франни: Я думаю - если бы я не опоздала и не решила по дурости добраться до ученой степени, я бы провалила английский. А впрочем, не знаю.

Она стряхнула пепел и посмотрела на Линна.

Франни: Я так уже устала от этих педантов и самодовольных разрушителей, что просто плакать хочется. Извини. Хватит уже об этом, даю слово... Если бы у меня было побольше силы воли, я бы вообще в этом году не вернулась в школу. А впрочем, не знаю. Это довольно-таки грубый фарс.
Линн: Блестяще сказано.
Франни: Извини.

Она приняла этот сарказм как должное.

Линн: Давай, перестань извиняться! Я не думаю, что на тебя нашло желание делать одно широкое обобщение. Если бы все в твоей английской школе, от мала до велика, были такими разрушителями, всё было бы иначе...

Франни незаметно перебила его. Она рассеянно осматривала столовую через его фланелевое плечо цвета бурого угля.

Линн: Что ты говоришь?
Франни: Я знаю, что ты прав. Мне просто плохо, вот и всё. Не обращай внимания.

Но Линн решил не упускать случая разрешить спор в свою пользу. Он посмотрел на Франни.

Линн: Я хочу сказать, что во всех областях жизни есть неспособные люди. И это самое главное. Давай на минуту забудем об этих начальниках участков. Ты слушаешь меня?
Франни: Да.
Линн: В твоей английской школе учатся 2 лучших человека страны - Манлий и Эспозито. Мне бы хотелось, чтобы они были здесь. По крайней мере, они поэты.
Франни: Ужаснее всего то, что они не настоящие поэты. Все люди могут писать стихи и повсеместно издавать их в сборниках - но это еще не значит, что они поэты.

Она робко замолчала и отложила сигарету. Через несколько минут ее лицо вдруг побледнело. Казалось, даже губы стали намного светлее, как будто с них стерли помаду. Она смяла окурок в пепельнице.

Франни: (вяло) Хватит уже об этом. Мне плохо. Я просто испорчу все выходные. Может быть, у меня под стулом яма, и я просто провалюсь.

Вскоре пришел официант и поставил перед каждым из них второе мартини. Линн обхватил свой стакан длинными тонкими пальцами, которых обычно издалека не было видно.

Линн: (спокойно) Ты ничего не портишь. Мне просто интересно знать, что происходит. Я имею в виду - нужно ли быть цыганом или, скажем, мертвым, чтобы стать настоящим поэтом? Или тебе нужен какой-нибудь выродок с волнистыми волосами?
Франни: Нет. И выбрось это из головы. Я плохо себя чувствую, у меня ужасно...
Линн: А я бы и рад выбросить эту тему из головы. Только скажи мне сначала, если можешь, что такое настоящий поэт. Я оценю это.

На лбу Франни блестел пот. Это значило, что в зале было жарко, что у нее были проблемы с желудком и что мартини оказалось слишком крепким. Во всяком случае, Линн этого как будто не заметил.

Франни: Я не знаю, что такое настоящий поэт, и серьезно говорю - мне хочется, чтобы ты прекратил это. Я чувствую себя странно и необычно, поэтому и не могу...
Линн: Хорошо, успокойся. Я только хотел...
Франни: Я всё это знаю. Поэт должен создавать прекрасное. Я имею в виду, что нужно оставить после себя что-нибудь прекрасное. А у тех, о которых ты говоришь, ни одну вещь нельзя назвать прекрасной. Хотя, возможно, у них есть что-нибудь и получше - это может войти в голову и остаться там. Но они делают это просто оттого, что знают - после себя надо что-нибудь оставить, но это не обязательно должны быть стихи. Это могут быть и просто какие-нибудь очаровательные синтаксические отбросы - извини за выражение. Вот что оставляют после себя Манлий, Эспозито и все эти бедные люди.

Линн долго зажигал сигарету, а потом заговорил.

Линн: А я-то думал, что тебе нравится Манлий. Практически месяц назад, насколько я помню, ты говорила, что он довольно милый, и еще ты...
Франни: Да, мне он нравится. Но я уже устала от этого. Мне бы хотелось встретить кого-нибудь, чтобы можно было уважать...

Вдруг Франни встала и взяла свою сумку. Она была очень бледна.

Франни: Извини, я выйду на минутку.

Линн тоже встал и отодвинул свой стул назад, раскрыв рот.

Линн: Что случилось? Как ты себя чувствуешь? Тебе плохо?
Франни: Через секунду я вернусь.

Она вышла из зала, ни о чем не спрашивая, как будто давно уже обедала в Сиклеровском ресторане и знала, куда идти.
Линн, оставшись в одиночестве, сидел за столом, курил и умеренно отпивал мартини, чтобы растянуть его до возвращения Франни. Было ясно, что благополучие, которое он чувствовал полчаса назад, будучи в нужном месте с нужной - хотя бы внешне - девочкой, теперь совсем исчезло. Он посмотрел на енотовую шубу, которая криво лежала на спинке пустого кресла Франни - ту самую шубу, которая волновала его на вокзале благодаря близкому знакомству с ней - но теперь он изучал ее с непривычным равнодушием. Казалось, что смятая шелковая подкладка, по неизвестным причинам, раздражала его. Потом он перестал смотреть на шубу и перевел взгляд на свой стакан с мартини, со взволнованным видом и смутно, нечестно настроенный против. Одно было ясно - что все выходные, несомненно, были испорчены с самого начала. Но в это время он оглянулся и увидел в зале знакомого человека - своего одноклассника с подругой. Тогда Линн сел ровнее и исправил выражение лица, чтобы казаться не мрачным и недовольным, а просто человеком, подруга которого ненадолго вышла, поэтому он ничего не мог делать - только курить и испытывать усталость, но усталость приятную.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #48 : 11 Ноября 2013, 13:12:57 »

Явление 4

Женская комната в Сиклеровском ресторане была примерно такая же большая, как и столовая, и в некотором смысле не менее удобная. Она была не посещаемая и явно пустая, когда Франни туда вошла. Она немного постояла на кафельном полу, в самой середине - как будто это было специальное место для рандеву. Ее лоб был покрыт каплями пота, рот слегка открыт, и она была еще бледнее, чем в столовой.
Потом она отрывисто и очень быстро пошла в самое дальнее и незаметное из 7 или 8 отделений, за вход в которое не надо было платить, закрыла за собой дверь и с большим трудом заперла ее на защелку. Не обращая ни малейшего внимания на такую необычную обстановку, она села и сжала колени, чтобы занимать меньше места. Потом она поставила руки вертикально и прижала их к глазам, чтобы расслабить зрительные нервы и превратить изображение в черную пустоту. Ее вытянутые пальцы дрожали, но (или поэтому) были красивые и привлекательные. В таком напряженном положении зародыша она пробыла всего 1 момент, а потом не выдержала. Она плакала целых 5 минут, стараясь не подавлять шумных проявлений горя и смущения, с судорожными горловыми звуками, которые издает неспокойный ребенок, когда дыхание проходит через полузакрытую гортань. Когда, наконец, она прекратила, не было никаких острых болезненных вдохов, которые обычно следуют за сильными выдохами. Она просто прекратила, как будто ее ум моментально изменил полярность, оказывая немедленное успокаивающее влияние на ее тело. Ее лицо было мокрое от слез, но совершенно невыразительное и равнодушное. Она подняла с пола сумку, открыла и вытащила оттуда небольшую книгу с мягкой обложкой горохового цвета. Она положила ее на колени и стала рассматривать, как будто это было самое лучшее место, где только может находиться небольшая книга с мягкой обложкой горохового цвета. Через некоторое время она подняла книгу на уровень груди и прижала к себе - крепко, но ненадолго. Потом она положила ее обратно в сумку, встала и вышла из отделения. Она вымыла лицо холодной водой, вытерлась полотенцем с подвесной вешалки, причесалась, подмазала губы и вышла из комнаты.
Проходя через столовую, она выглядела довольно необычно - совсем не так, как выглядит осторожная девочка, готовая к школьным выходным. Когда она проворно подошла к столу и улыбнулась, Линн медленно встал, держа в левой руке салфетку.

Франни: Извини. А ты, наверно, думал, что я умираю?
Линн: Нет, я не думал, что ты умираешь.

Он придвинул к ней стул, а потом вернулся на свой и сел.

Линн: Я вообще не знаю, что случилось. Ты знаешь, что у нас не так уж много времени. С тобой всё в порядке? А то у тебя красные глаза. Как ты себя чувствуешь?

Он пристально смотрел на нее. Франни зажгла сигарету.

Франни: Сейчас мне хорошо. Я никогда в жизни не чувствовала себя так фантастически твердо. Ты заказывал?
Линн: Я тебя ждал.

Он снова пристально посмотрел на нее.

Линн: А все-таки, что-то случилось с твоим желудком?
Франни: Нет. А может, и да. Я не знаю.

Она посмотрела в меню, которое лежало на тарелке, не поднимая его.

Франни: Я хочу только куриный бутерброд и, может быть, стакан молока. Ты можешь заказать себе всё что угодно: улиток, осьминогов - в смысле восьминогих - и так далее. А я совсем не голодна.

Линн посмотрел на нее и выдохнул в тарелку очень тонкую выразительную струю дыма.

Линн: Эти выходные превратятся в настоящую маленькую куклу. Ты хочешь куриный бутерброд?
Франни: (сердито) Извини, но я сейчас не голодная. Закажи себе всё что угодно, и я буду есть тогда же, когда и ты. А просто нагулять аппетит, когда ты хочешь этого, я не могу.
Линн: Хорошо.

Он вытянул шею и позвал официанта, чтобы заказать Франни куриный бутерброд и стакан молока, а себе улиток, лягушечьи лапы и салат. Когда официант ушел, Линн посмотрел на часы.

Линн: Мы должны быть на Тенбридже в 1-15 - в крайнем случае, в 1-30, но не позже. Я сказал Вэлли, что мы, наверно, остановимся и выпьем, а потом все вместе можем поехать на стадион в его машине. Как ты на это смотришь? Тебе же Вэлли нравится.
Франни: А я его даже не помню.
Линн: Ты встречала его раз 20. Это Вэлли Кемпбелл. Если ты встречала его хотя бы раз, нетрудно и запомнить...
Франни: Теперь я вспомнила... Послушай, не ругай меня, если я не могу сразу вспомнить человека. Особенно когда они все выглядят, говорят, одеваются и работают одинаково.

Франни замолчала. Ее голос казался придирчивым и злым, и она почувствовала волну ненависти к себе, которая буквально заставила ее лоб снова потеть. Но ее голос опять вырвался, несмотря на то, что она пыталась его сдерживать.

Франни: Я не хочу говорить о нем ничего ужасного. Просто я уже целых 4 года встречаю "Вэлли Кемпбеллов" где придется. Я знаю, когда они будут очаровательными, я знаю, когда они начнут рассказывать всякие противные сплетни про каких-то девочек, которые живут в общежитии, я знаю, когда они спросят меня, что я делала летом, я знаю, когда они вытянут стул, отставят его назад и начнут хвастаться - или рассказывать о своих знакомых - ужасно спокойным, легкомысленным голосом. Есть неписаный закон, что люди определенной финансовой или социальной группы могут хвастаться своими знакомыми так много, сколько хотят, так долго, как они говорят о человеке пренебрежительно, и так скоро, как они назвали его по имени - что он выродок, ловелас, наркоман или еще что-нибудь ужасное.

Она снова замолчала и некоторое время сидела тихо, вращая пепельницу и стараясь не оглядываться, чтобы не увидеть выражение Линна.

Франни: Извини. Не только Вэлли Кемпбелл такой. Я выбрала его, так как ты о нем вспомнил. Он просто выглядит так, как будто провел лето где-нибудь в Италии.
Линн: (быстро) Если хочешь знать - прошлым летом он был во Франции. Я знаю, что ты имеешь в виду, но ты становишься...

Она вытащила из пачки сигарету.

Франни: (устало) Хорошо. Значит, во Франции. И не только Вэлли такой. Это может быть и девочка. Я имею в виду, что, если бы, например, такая девочка жила в общежитии, она бы всё лето рисовала декорации для какого-нибудь театра, каталась бы на велосипеде по Уэльсу или получила бы квартиру в Нью-Йорке и работала бы в журнале или рекламной компании. Я хочу сказать, что все такие. То, что они делают - я не знаю - не обязательно неправильное, жалкое или даже глупое, а просто мелочное, бессмысленное - и унылое. А хуже всего то, что даже цыгане или какие-нибудь безумцы вынуждены просто подстраиваться под остальных, только они делают это иначе.

Она замолчала и быстро покачала головой. Ее лицо было совсем белое, и в этот краткий момент она пощупала свой лоб - не для того, казалось, чтобы выяснить, не вспотела ли она, а для того, чтобы проверить, как это делают родители, нет ли у нее температуры.

Франни: Я странно себя чувствую. Кажется, я схожу с ума, если уже не сошла.

Линн смотрел на нее скорее с беспокойством, чем с любопытством.

Линн: Ты действительно чертовски бледна, понимаешь?

Франни покачала головой.

Франни: Это не страшно. Через минуту я приду в себя.

Она посмотрела на официанта, который пришел с заказами.

Франни: Какие красивые улитки!

Она поднесла ко рту потухшую сигарету.

Франни: А куда ты дел спички?

Когда официант ушел, Линн помог ей зажечь. Потом он взял маленькую вилку возле тарелки с улитками, но не использовал ее, а снова посмотрел на Франни.

Линн: Тебе давно уже надо бросать курить. Я серьезно беспокоюсь о тебе. Что происходит с тобой в последние пару недель?

Франни посмотрела на него, потом пожала плечами и покачала головой.

Франни: Совсем ничего. А ты ешь улиток. Они уже остыли.
Линн: И ты тоже ешь.

Франни кивнула и посмотрела на куриный бутерброд. Ей немного тошнило, она немедленно оглянулась и взяла сигарету. Линн принялся за улиток.

Линн: А как поживает пьеса?
Франни: Не знаю. Я бросила.

Он оглянулся.

Линн: Как бросила? А я-то думал, что ты без ума от этой роли. Что случилось? Ее отдали другой?
Франни: Они тут ни при чем. Всё из-за меня. И это плохо.
Линн: А что случилось? Уж не бросила ли ты драмкружок вообще?

Франни кивнула и отпила молоко. Линн разжевал и проглотил, а потом начал говорить.

Линн: А зачем? Я думал, что у тебя страсть к театру. Я от тебя только об этом и слышал...
Франни: Я просто бросила, вот и всё. Мне уже начало надоедать. Я чувствую, что становлюсь маленькой плохой эгоисткой.

Она задумалась.

Франни: Не знаю. Прежде всего, кажется, это плохой вкус - желание играть на сцене. Я имею в виду эгоизм. Когда я играла, то привыкла ненавидеть себя, будучи за кулисами после окончания пьесы. Все эти эгоисты бегают вокруг и чувствуют себя ужасными благотворителями. Целуют всех и постоянно гримируются, а потом стремятся быть естественными и дружелюбными, когда друзья приходят ко мне за кулисы. Я просто ненавидела себя... И хуже всего то, что мне стыдно было играть в этих пьесах. Особенно летний репертуар.

Она посмотрела на Линна.

Франни: У меня были хорошие роли, и не смотри на меня так. Это совсем не то. Просто мне было бы стыдно, если бы, скажем, те, кого я уважаю - например, мои братья - пришли и услышали, как я произношу некоторые нужные мне строки. Я привыкла писать некоторым людям, чтобы они не приходили.

Она снова задумалась.

Франни: Кроме Маргариты Пиджин в "Удалом молодце" Синга. Я хочу сказать, что это было бы прекрасно, только болван в роли удалого молодца испортил всю комедию. Он был слишком лирическим.

Линн уже покончил с улитками и придал себе нарочито равнодушный вид.

Линн: Он получил ужасные отзывы. Если помнишь, ты мне их присылала.
Франни: (вздыхая) Да, конечно.
Линн: Нет, я имею в виду, что ты уже полчаса говоришь так, как будто у тебя, единственной в мире, есть вкус и умение критиковать. Если бы лучшие критики думали, что это ужасный человек - может быть, и так, но может быть, ты ошибаешься. С тобой такое происходит? Ты же еще явно не достигла зрелости старых...
Франни: Он ужасен для всех, у кого есть талант. Чтобы хорошо играть удалого молодца, надо быть гением, вот и все дела. Изменить это я не могу.

Она слегка нагнулась, раскрыла рот и положила руку на голову.

Франни: У меня такая странная слабость. Я не знаю, что со мной.
Линн: А ты считаешь себя гением?

Она убрала руку с головы.

Франни: Не делай со мной такого.
Линн: Я и так ничего не делаю...
Франни: Я знаю, что схожу с ума. Я просто устала от эгоизма - своего и чужого. Я устала от всех, кто хочет куда-нибудь попасть, сделать что-нибудь выдающееся, быть кем-нибудь интересным и так далее. Это противно. Мне всё равно, что они говорят.

Линн поднял брови и сел, чтобы лучше думать.

Линн: (нарочито спокойно) А ты уверена, что не боишься конкуренции? Я не так много знаю об этом, но даю слово, что хороший психолог - в смысле достаточно опытный - может принять это утверждение...
Франни: Я не боюсь конкуренции. Совсем наоборот. Ты разве не видишь, что я боюсь конкурировать? Это пугает меня, вот я и бросила драмкружок. Просто мне страшно, если придется принимать чужие условия и ценности, просто я люблю аплодисменты и когда люди восхищаются мной, а это нехорошо. Мне стыдно, и я устала от этого. Мне надоело, что у меня не хватает смелости быть просто никем. Я устала от себя и других, которые хотят произвести какое-нибудь впечатление.

Она остановилась, чтобы взять стакан молока и поднести ко рту, а потом поставила его обратно.

Франни: Я так и знала. Это что-то новое. Мои зубы странно себя ведут - они стучат. Позавчера я чуть не прикусила стакан. Наверно, я начинаю сходить с ума, даже не подозревая об этом.

Когда официант принес Линну лягушечьи лапы и салат, Франни посмотрела на него. Он тоже посмотрел на нетронутый куриный бутерброд.

Официант: Может быть, юная леди хочет поменять заказ?
Франни: Нет, я просто очень медлительная.

Пожилой официант заметил ее бледность и мокрый лоб, поклонился и ушел.

Линн: (отрывисто) На, возьми.

Он вытащил аккуратно сложенный белый платок. В его голосе слышались сочувствие и доброта, несмотря на упорное желание выглядеть буднично.

Франни: А зачем? Разве мне нужно?
Линн: Ты вспотела. Это значит, что у тебя мокрый лоб.
Франни: Это правда? Как ужасно! Извини...

Она положила сумку на стол, открыла и стала в ней рыться.

Франни: У меня где-то есть бумажки.
Линн: Возьми мой платок. Разницы никакой.
Франни: Нет, мне нравится этот платок, и я не хочу, чтобы он был мокрый.

Сумка была переполнена. Чтобы лучше рассмотреть, она вытащила всё оттуда и положила на стол слева от нетронутого бутерброда.

Франни: Вот они.

Она взяла зеркало и быстро и легко вытерла бумажкой лоб.

Франни: Я похожа на привидение. И как только ты меня терпишь?
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #49 : 11 Ноября 2013, 13:16:01 »

Явление 5

Линн: Что это за книга?

Франни подпрыгнула на месте. Она посмотрела на беспорядочную кучу хлама на столе, взяла небольшую книгу с мягкой обложкой и положила обратно в сумку.

Франни: Ты эту имеешь в виду? Я просто читала ее в поезде.
Линн: Я хочу посмотреть, о чем она.

Франни не слушала его. Она снова взяла зеркало и быстро посмотрела в него. Потом она положила зеркало, кошелек, записную книжку, зубную щетку, коробку аспирина и золотую палочку для перемешивания обратно в сумку.

Франни: Я даже не знаю, для чего нужна эта золотая палочка. Просто один мальчик подарил мне ее на день рождения во 2 классе. Он думал, что это красивый, изысканный подарок, и смотрел мне в лицо, пока я открывала пакет. Я хотела ее выбросить, но не могла. Она останется со мной до самой могилы.

Она задумалась.

Франни: Он улыбался и говорил, что она принесет мне счастье, если всегда будет со мной.

Линн принялся за лягушечьи лапы.

Линн: Ну, и что это за книга? Или это какой-нибудь секрет?

Франни смотрела, как он разделывается с лягушечьими лапами, а потом вытащила из пачки сигарету и сама зажгла.

Франни: Небольшая книга в моей сумке? Этого я не знаю. Называется "Очарованный странник" или как-то еще в этом духе. Я взяла ее в библиотеке. Этот человек исследует религию - я уже упоминала этот термин.

Она затянулась сигаретой и продолжала смотреть, как Линн ест лягушечьи лапы.

Франни: Я уже несколько недель держу ее и всё забываю отдать.
Линн: А кто ее написал?
Франни: (равнодушно) Не знаю. Говорят, какой-то русский крестьянин, имя которого осталось неизвестным. Разве можно узнать его имя, если он сам ведет повествование? Там только говорится, что он крестьянин 33 лет, у которого одна рука парализована, а жена умерла. Действие происходит в 18 веке.

Линн перешел от лягушечьих лап к салату.

Линн: Ну, как - хорошая? О чем идет речь?
Франни: Не знаю. Она необычная. Прежде всего, это в некотором смысле религиозная книга. Можно считать ее фанатичной, но это совсем не так. Начинается с того, что крестьянин-бродяга хочет узнать, что такое непрерывная молитва, как сказано в библии. Ну, ты знаешь - не прекращая, как написано в послании апостола Павла к фессалонийцам. Вот он и начинает бродить по России, чтобы найти, кто может объяснить ему, что такое непрерывная молитва и что надо при этом говорить.

Казалось, Франни было интересно, как Линн расправлялся с лягушечьими лапами. Пока она говорила, ее глаза были прикованы к его тарелке.

Франни: Он имеет при себе только мешок с хлебом. Потом он встречает какого-то старца, который достаточно хорошо разбирается в религии - этот старец рассказывает ему о книге, которая называется "Добротолюбие". Она явно была написана группой ученых монахов, которые пропагандировали этот необычный вид молитвы.
Линн: (обращаясь к лягушечьим лапам) Лежите смирно!
Франни: И все-таки бродяга учится этой молитве, как говорят эти странные люди - я хочу сказать, что он остается с ними и совершенствуется. Потом он продолжает бродить по России, встречая разнообразных приятных людей и рассказывая им про этот необычный вид молитвы. Из этого-то на самом деле и состоит вся книга.
Линн: Я не хочу говорить об этом, но от меня будет пахнуть чесноком.
Франни: А вот это мне больше всего нравится. В одно из своих путешествий он встречает семейную пару. Он спускается по дороге в какую-то деревню с мешком на спине, а за ним бегут двое маленьких детей и кричат: "Дорогой маленький нищий! Иди к нашей матери. Она любит нищих". Ну, приходит он домой к этим детям, а их мать - действительно прекрасный человек. Она поспешно выходит из дома, помогает ему снять грязные башмаки и дает чашку чая. Потом приходит отец - он тоже любит нищих и бродяг - и они все садятся обедать. Пока они обедают, бродяга хочет узнать, что за женщины сидят за столом. Муж рассказывает ему, что это служанки, но они всегда сидят за общим обеденным столом с ним и его женой, как духовные сестры.

Вдруг Франни села ровнее, хотя и неловко. Она смотрела, как Линн намазывал масло на хлеб.

Франни: Мне понравилось, что бродяга хочет знать, кто эти женщины. После этого бродяга остается на ночь, и они с мужем сидят допоздна, рассуждая о непрерывном виде молитвы. Бродяга рассказывает ему, как это делается. Утром он уходит и начинает новые приключения. Он встречает разных людей - в этом-то и заключается вся книга - и рассказывает всем этот особый способ молитвы.

Линн кивнул и положил вилку в салат.

Линн: Я надеюсь, что у нас на выходных хватит времени, чтобы ты быстро просмотрела мое сочинение. Не знаю. Я не могу с ним ничего поделать - в смысле издать или как ты это называешь - но мне бы хотелось, чтобы ты просмотрела его, пока ты здесь.
Франни: С удовольствием. Тебе эта книга понравится. Такая простая.

Она смотрела, как он еще намазывал масло на хлеб.

Линн: Это интересно. Так ты не хочешь бутерброд?
Франни: Нет, бери. Я не могу дать тебе книгу, так как она уже и так просроченная, но ты можешь взять ее в библиотеке. Я уверена, что ты захочешь.
Линн: Ты даже не тронула бутерброд, понимаешь?

Франни посмотрела на тарелку, как будто ее только что поставили перед ней.

Франни: Через минуту.

Она некоторое время сидела тихо, держа в левой руке сигарету, но не затягиваясь, а в правой руке стакан молока.

Франни: А ты хочешь услышать особый вид молитвы, о котором говорил старец? Это довольно интересно.

Линн разрезал последнюю пару лягушечьих лап и кивнул.

Линн: Да, конечно.
Франни: Я уже говорила, что этот бродяга - простой крестьянин - начал свое бродяжничество, чтобы узнать, как молиться не прекращая и что об этом сказано в библии. А потом он встретил старца, который хорошо разбирался в религии - он целыми годами изучал, изучал, изучал "Добротолюбие".

Франни замолчала, чтобы собраться с мыслями.

Франни: Этот старец говорит, что молиться надо примерно так: "Мой господин Христос, ниспошли на меня милосердие". Он объясняет, что это лучшие слова для молитвы, особенно "милосердие" - так как это огромное слово много значит. Я хочу сказать, что оно значит не только милосердие.

Франни снова остановилась и задумалась. Она больше не смотрела в тарелку, а через плечо Линна.

Франни: Этот старец рассказывает бродяге, что, если постоянно повторять молитву - сначала для этого нужно работать губами - постепенно происходит такое, что молитва становится самопроизвольной. Это происходит через некоторое время. Я не знаю, что это такое, но слова синхронизируются с сердцебиением человека, и тогда молитва действительно становится непрерывной. И это оказывает огромное мистическое влияние на всё мировоззрение. Именно в этом и есть весь смысл. Я хочу сказать, что таким образом мировоззрение очищается, и появляется совершенно новое понимание того, что происходит вокруг.

Линн уже всё съел. Когда Франни снова остановилась, он сел, зажег сигарету и посмотрел ей в лицо. Она равнодушно смотрела через его плечо, прямо перед собой, и, казалось, вряд ли думала о его присутствии.

Франни: Но дело в том - и это самое приятное - что в самом начале даже не надо верить в это. Я имею в виду, что даже сильно смущаться по этому поводу тоже не помешает. Это никого и ничего не может обидеть. Иными словами, никто не просит верить в это до мельчайших подробностей в самом начале. Старец сказал, что даже не надо думать о том, что сказано. Начинать надо с количества, а потом уже оно само перейдет в качество. Какими-то собственными силами. Он говорит, что любое имя, если оно божественное, имеет особую самопроизвольную силу, которая начинает работать с самого начала.

Линн сидел согнувшись и курил, внимательно смотря Франни в лицо своими маленькими глазами. Ее лицо всё еще было бледное, но пока они сидели в Сиклеровском ресторане, оно бывало и бледнее.

Франни: Фактически в этом-то и весь смысл. Есть буддистские секты, в которых люди постоянно говорят "нембуцу" или "нами амида буцу" - это значит "да здравствует Будда" - и происходит примерно то же самое. То же самое...
Линн: (прерывая ее) Успокойся, а то сожжешь себе пальцы.

Франни слегка посмотрела на левую руку и бросила горящий окурок в пепельницу.

Франни: То же самое происходит и в "Облаке неведения". Для этого надо говорить слово "бог".

Она посмотрела на Линна более прямо, чем несколько минут назад.

Франни: А ты вообще когда-нибудь слышал что-нибудь очаровательное? Я имею в виду, что трудно только говорить, что это полное совпадение, а потом пусть оно идет своим ходом - вот что самое очаровательное. По крайней мере, это ужасно...

Она замолчала. Линн беспокойно двигался на стуле, и это выражение его лица - поднятые брови - она хорошо знала.

Франни: Что случилось?
Линн: Так ты действительно веришь в эту ерунду?

Она вытащила сигарету из пачки и осмотрела стол в поисках спичек.

Франни: Я не говорила, верю я или нет. Я говорила, что это очаровательно.

Линн дал ей огонь, и она выдохнула дым.

Франни: Я думаю, что это просто ужасное совпадение, что приходится сталкиваться с подобными советами - я имею в виду всех этих умных и довольно фальшивых людей, связанных с религией, которые говорят, что, если непрерывно повторять имя бога, что-нибудь произойдет. В том числе и в Индии. Они говорят, что надо медитировать на мировой дух "ом" или "аум", что практически то же самое - и результат от этого не изменится. Так что невозможно просто рационализировать это, даже не...
Линн: (быстро) А какой результат?
Франни: Что ты говоришь?
Линн: Я говорю - какой результат последует за всей этой синхронизацией и бессмысленным идолом? Проблемы с сердцем? Я не знаю, как ты, но кто-то делает себе множество настоящих...
Франни: Можно увидеть бога. Что-то происходит в нереальной части сердца, где живет душа, или, как ее называют индусы, "атма" - в любой религии можно увидеть бога, вот и всё.

Она робко стряхнула пепел с сигареты мимо пепельницы, а потом собрала его пальцами.

Франни: И не спрашивай меня, кто такой или что такое бог. Я даже не знаю, существует ли он. Когда я была маленькая, то привыкла думать...

Она замолчала. Пришел официант, чтобы забрать посуду и распределить меню.

Линн: Хочешь десерт или кофе?
Франни: С меня и молока хватит. А ты возьми себе.

Официант уже забрал ее тарелку с нетронутым куриным бутербродом. Она не оглянулась на него. Линн посмотрел на часы, а потом на официанта.

Линн: У нас мало времени. Хорошо, если мы успеем хотя бы на игру. А я хочу кофе.

Он посмотрел, как официант ушел, потом наклонился назад, держа руки на столе, и расслабился, с полным животом в ожидании кофе.

Линн: И все-таки это интересная ерунда... Кажется, ты не оставляешь места для самой элементарной психологии. Я имею в виду, что все эти религиозные опыты имеют очевидную психологическую основу - ты понимаешь, о чем я... Но это интересно, и ты не можешь этого отрицать.

Он посмотрел на Франни и улыбнулся.

Линн: Кстати, я забыл сказать, что люблю тебя. У меня была возможность это сказать?
Франни: Извини, я снова выйду на секунду.

Она встала до того, как был задан вопрос. Линн тоже медленно встал и посмотрел на нее.

Линн: Как ты себя чувствуешь. Тебе снова плохо?
Франни: Я странно себя чувствую. Сейчас вернусь.

Она быстро шла по столовой, той же самой дорогой, что и раньше. Но она ненадолго остановилась у маленького прилавка с коктейлями в дальнем углу зала. Бармен, который вытирал стакан, посмотрел на нее. Она положила правую руку на прилавок, наклонила голову - точнее, опустила - и положила левую руку на лоб, чтобы пощупать его пальцами. А потом она зашаталась и упала.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #50 : 11 Ноября 2013, 13:17:26 »

Явление 6

Прошло около 5 минут. Франни лежала на диване в офисе менеджера, а Линн сидел рядом. Его лицо, взволнованно нависающее над ней, тоже заметно побледнело.

Линн: (больничным голосом) Ну, как ты себя чувствуешь? Уже лучше?

Франни кивнула. Она закрыла глаза от верхнего света, а потом опять открыла.

Франни: А где я?
Линн: (смеясь) В офисе менеджера. Все бегают и ищут для тебя нашатырь, врача и так далее. Наверно, у них просто кончился нашатырь. А как ты себя чувствуешь? Я не шучу.
Франни: Хорошо. Глупо, но хорошо. Я действительно упала?

Он взял ее за руку.

Линн: Еще как! Ты просто свалилась. Как ты думаешь - что с тобой происходит? У тебя же был прекрасный голос, когда я звонил тебе на прошлой неделе. Или ты не завтракала?

Франни пожала плечами, осматривая комнату.

Франни: Это очень смущает. А кто принес меня сюда?
Линн: Бармен и я. Мы буквально тащили тебя. Ты меня чертовски напугала - я не шучу.

Франни задумчиво смотрела в потолок, не мигая, пока он держал ее за руку. Потом она повернулась и свободной рукой отодвинула рукав Линна.

Франни: А кстати, сколько времени?
Линн: Это не важно. Нам некуда спешить.
Франни: Но ты ведь хотел на вечеринку с коктейлем.
Линн: К чёрту.
Франни: На игру мы тоже опоздали?
Линн: Послушай меня. Я же говорю - к чёрту. Возвращайся в свою комнату с этими... как их там... синими ставнями и отдыхай - вот что самое главное.

Он придвинулся к ней, наклонился и быстро поцеловал ее. Потом он повернулся и посмотрел на дверь, а потом опять на Франни. Он погладил ее руку.

Линн: Тебе надо отдохнуть. Вот и всё, что ты должна делать. А через некоторое время, когда ты хорошо отдохнешь, я смогу подняться. Где-то должна быть служебная лестница. Надо выяснить.

Франни ничего не ответила. Она смотрела в потолок.

Линн: Ты знаешь, сколько это продолжается? В пятницу вечером, когда это было? В прошлом месяце, не так ли?

Он покачал головой и внимательнее посмотрел на Франни.

Линн: Это нехорошо. Слишком большой перерыв между выпивками, если говорить грубо. А тебе действительно лучше?

Она кивнула и повернулась в его сторону.

Франни: Я ужасно хочу пить, вот и всё. Дай мне воды. Не слишком ли это большая проблема?
Линн: Конечно, нет. Ты не против, если я покину тебя на секунду? Ясно, что я собираюсь делать?

Франни покачала головой на 2 вопрос.

Линн: Я попрошу, чтобы тебе принесли воды. Потом я позову метрдотеля, отменю поиски нашатыря и оплачу счет. А потом я вызову такси, чтобы нам не пришлось его ловить. Это займет несколько минут, так как большинство их будет курсировать с людьми, которые собираются на игру. Хорошо?

Он отпустил руку Франни и встал.

Франни: Хорошо.
Линн: Я сейчас вернусь. Не двигайся.

Он вышел из комнаты. Оставшись в одиночестве, Франни лежала спокойно, глядя в потолок, и беззвучно шевелила губами.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #51 : 11 Ноября 2013, 19:17:57 »

Действующие лица:

Вебб Гласс (по-домашнему Бадди) - рассказчик
Франни Гласс
Захарий Мартин Гласс (сокращенно Зуи) - начинающий актер
Бетси Галлахер-Гласс - их мать
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #52 : 11 Ноября 2013, 19:19:51 »

Пролог

Бадди: Имеющиеся факты, очевидно, говорят сами за себя, но, как мне кажется, даже немного вульгарнее, чем обычно. Тогда, в качестве противовеса, мы начнем с вечно свежего и волнующего отвращения - формального авторского пролога. Тот, о котором я думаю, не только превосходит мои мысли своей многословностью и серьезностью, но и, кроме того, мучительно личностный. Если, на счастье, он получится, его можно будет сравнить по влиянию с насильственным путешествием в машинный отсек, а я в качестве экскурсовода иду впереди в старом купальнике.
А хуже всего то, что я на самом деле собираюсь предложить не новеллу, а нечто вроде домашней киноповести, и те, которые уже видели отснятый материал, решительно советовали мне не вынашивать никаких планов его обработки. Группа разногласия - у меня есть привилегия и головная боль раскрыть ее - состоит из самих 3 описанных участников действия: 2 женщин и мужчины. Мы начнем с главной женщины, которую, как я верю, следует кратко описать как вялый, изысканный тип. Она чувствует, что события могли бы развиваться достаточно хорошо, если бы я просто сделал что-нибудь с 15-20-минутной сценой, где она несколько раз сморкается - например, вырезал. Она говорит, что некрасиво наблюдать, когда кто-то сморкается. Другая женщина в этой группе - стройная, сумрачная девица - возражает против того, чтобы я снимал ее, так сказать, в старом халате. Ни 1 из этих 2 красавиц (они любят, чтобы их так называли) не является резким исключением для моей всеобщей эксплуататорской цели, по очень простой причине, заставляющей меня краснеть. Они знают, по собственному опыту, что я заливаюсь слезами при первом же грубом или протестующем слове. Тем не менее, именно главный герой-мужчина наиболее красноречиво потребовал от меня прекратить это производство. Он чувствует, что этот сюжет намекает на мистицизм или религиозную мистификацию - во всяком случае, он объясняет, что это слишком живой и очевидный трансцендентный элемент того сорта, который, как он говорит, беспокоит его тем, что может только ускорить и приблизить день и час моего профессионального провала. Люди уже качают мне головой, и любое немедленное дальнейшее профессиональное использование с моей стороны слова "бог" иначе, чем в качестве обычного американского ругательства, будет принято - или, точнее, подтверждено - как худший вид хвастовства и явный признак того, что я скоро приду в негодность. Это, конечно, должно дать любому малодушному человеку, особенно писателю, паузу - и действительно дает, но только паузу. С этой точки зрения возражение, хоть и красноречивое, хорошо только тогда, когда его можно применить. Фактически я иногда создаю домашние киноповести еще с 15 лет. Где-то в "Великом Гетсби" (который был для меня в 12 лет чем-то вроде "Тома Сойера") молодой рассказчик отмечает, что все подозревают его в наличии, по крайней мере, 1 добродетели, и он постоянно говорит, благословляя свою душу, что он думает - это честность. А моя, как мне кажется, заключается в том, что я знаю разницу между мистической и любовной историей. Я говорю, что сейчас вообще не предлагаю мистическую или религиозно мистифицированную историю. Я говорю, что это сложная, множественная, чистая и трудная любовная история.
Чтобы довести дело до конца, скажу, что сама сюжетная линия - это в основном результат страшных общих усилий. Почти все факты, которые медленно следуют, были изначально даны мне ужасно разбитыми по частям на довольно мучительных закрытых заседаниях, самими 3 действующими лицами. Я могу добавить - хорошо, что ни 1 из всех 3 не выказал заметно выдающегося таланта к краткости деталей или сжатости событий. Боюсь, что этот недостаток перейдет к окончательной съемочной версии. Жаль, что я не могу простить это, но я настаиваю на том, что надо постараться это объяснить. Все мы состоим в кровном родстве и говорим на специальном семейном языке - это что-то вроде семантической геометрии, где кратчайшим расстоянием между 2 точками является заколдованный круг.
И последнее, что мне хочется сказать - наша фамилия Гласс. В данный момент самый младший из мальчиков читает довольно длинное письмо (я обещаю, что оно будет напечатано полностью), присланное самым старшим из оставшихся в живых братьев Гласс - Бадди. Я могу сказать, что стиль этого письма носит гораздо более чем случайное сходство с писательской манерой рассказчика, так что каждый читатель, без сомнения, придет к ясному выводу, что автор письма и я - 1 и тот же человек. Может прийти и, боюсь, обязан прийти. Поэтому нам лучше следует в дальнейшем оставить Бадди Гласса за кадром. По крайней мере, я не вижу никаких причин, чтобы нарушать это правило.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #53 : 11 Ноября 2013, 19:20:48 »

Явление 1

В ноябре 1955, в понедельник, в 10-30 утра, Зуи Гласс, парень лет 25, сидел в воде и читал письмо 4-летней давности. Это письмо, которое казалось практически бесконечным, было напечатано без титульного листа на нескольких страницах желтой бумаги, и у него была небольшая проблема - удержать его на сухих коленях, похожих на 2 острова. Справа от него, на краю встроенной эмалевой мыльницы, свисала влажная сигара, которая, очевидно, хорошо горела, так как он изредка брал ее и пару-тройку раз затягивался, не отрываясь от письма. Пепел, разумеется, падал в воду - или непосредственно, или со страниц письма. Казалось, что он не обращал внимания на такую беспорядочную обстановку. Но все-таки он чувствовал, хотя и не очень сильно, что горячая вода начинает вызывать сухость в его организме. И чем дольше он сидел, читая и перечитывая письмо - тем чаще и увереннее он вытирал тыльной стороной запястья лоб и верхнюю губу.
На примере Зуи мы, прежде всего, убеждаемся, что имеем дело, по крайней мере, с 2 сложными, перекрывающими друг друга и расщепленными абзацами, похожими на досье, которые следует привести здесь. Начнем с того, что этот парень был маленький и довольно хрупкий. Сзади, где был виден его позвоночник, он напоминал одного из бедных столичных детей, которых каждое лето отправляют в благотворительные лагеря, чтобы поправиться и отдохнуть. С близкого расстояния, в профиль или анфас, он был довольно красивый и даже имел эффектный вид. Его старшая сестра (которая предпочитает скромно называть себя виргинской домохозяйкой) просила, чтобы я написал, что он похож на "синеглазого ирландского скаута-могикана, который умирает в ваших руках за рулеточным столом в Монте-Карло". Более общий и явно менее ограниченный вид показывал, что его лицо, которое было таким красивым и эффектным, портило только то, что одно ухо было немного больше другого. Но я сам думаю несколько иначе - я могу утверждать, что лицо Зуи действительно было довольно красивое. Конечно, оно было подвержено такому же самому множеству разнообразных смелых и обычно обманчивых критических оценок, как и любое настоящее произведение искусства. Мне кажется, остается только сказать, что малейшая из сотен ежедневных опасностей - автомобильная катастрофа, болезнь, ложь с утра пораньше - могли бы изуродовать или огрубить его прекрасный внешний вид в считанные секунды. Но нельзя преуменьшать, говоря открытым текстом, что постоянная радость и доброта были истинным вдохновением, которое накладывалось на всё его лицо - особенно глаза, которые часто привлекали не меньше, а может, и гораздо больше, чем у арлекина, а иногда даже приводили в замешательство.
По профессии Зуи уже 3 года с небольшим был актером на телевидении, играя главные роли. Его фактически "искали" (и, по некоторым смутным данным, доходившим до нашей семьи не из первых рук, оплачивали) так, как это и положено молодому актеру, играющему главные роли на телевидении, если он одновременно не звезда Голливуда или Бродвея со всеобщей славой. Но возможно, что любое из этих утверждений без обработки может привести к слишком явной границе с догадкой. Получилось так, что Зуи начал официально и серьезно выступать на публике в 7 лет. Он был предпоследним по старшинству из первоначально 7 братьев и сестер. [Боюсь, что мне придется перечислить их всех прямо здесь, в комментарии - это самое настоящее эстетическое зло. В последующих событиях непосредственно можно будет увидеть и услышать только 2 самых младших из них. А остальные 5 старших будут время от времени, и довольно часто, появляться на протяжении всего сюжета, как привидения в пьесах Шекспира. Читателям, наверно, уже известно из предыдущих рассказов, что в 1955 самого старшего из детей, Сеймура, уже лет 7 не было в живых - он покончил с собой 38 лет от роду, отдыхая вместе с женой во Флориде, и до 1955 не дожил. Второй из детей, Бадди, был известен, говоря ученым языком, как "писатель, живущий по месту работы" - в начальной школе для девочек, верхняя часть штата Нью-Йорк. Он жил один в маленьком летнем домике без электричества на расстоянии примерно четверти мили от знаменитой лыжни. Следующая по возрасту, Бубу, вышла замуж и стала матерью 3 детей. В ноябре 1955 она путешествовала с мужем и всеми 3 детьми по Европе. После Бубу по порядку идут близнецы Уолт и Уокер. Уолта не было в живых уже более 10 лет - он погиб от нелепого взрыва, когда служил в армии, которая воевала в Японии с 1945 по 1951. Уокер был моложе его примерно на 12 минут. Он стал римско-католическим священником и в ноябре 1955 ездил в Эквадор, чтобы попасть на какую-то конференцию иезуитов (примечание автора)] Все эти 5 мальчиков и 2 девочки, когда они были еще совсем детьми, каждый в свое время, через определенные периоды постоянно вели детскую радиопередачу-викторину, которая называлась "Игра для умных детей". Между самым старшим из Глассов, Сеймуром, и самой младшей, Франни, разница в возрасте составляла примерно 18 лет - и это очень заметно помогало семье сохранять династическое расположение сидений с микрофонами в "Игре для умных детей", которая продолжалась более 16 лет - с 1927 по 1943, включая в себя и 1925, когда вошел в моду чарльстон, и 1942, когда появился Боинг 17 (я считаю, что все эти данные до некоторой степени важны). Про все эти промежутки в годах индивидуального расцвета каждого из них в этой программе можно было бы сказать (с небольшими и не очень важными оговорками), что всем 7 детям удавалось отвечать в эфире на большое количество попеременно то беспощадно педантичных, то изящно проницательных вопросов, присылаемых слушателями - с такой свежестью и уверенностью, какие для коммерческого радио не характерны. Это вообще было уникальное явление. Общественная реакция на этих детей часто была страстной и никогда - равнодушной. В общем, слушатели делились на 2 странных и беспокойных лагеря: одни считали, что Глассы - это куча невыносимо "превосходных" маленьких выродков, которых следует задушить или отравить угарным газом; а другие считали, что это подлинные несовершеннолетние остроумцы и ученые с выдающимися и незаурядными способностями. В 1957 еще сохранились прежние слушатели "Игры для умных детей", которые помнят, с удивительной точностью, много отдельных выступлений каждого из 7 детей. В этой редеющей, но всё еще довольно тесной группе практически все соглашаются с тем, что самого старшего из всех детей, Сеймура, который вел передачу в конце 20-х - начале 30-х, было лучше всего слушать, и его наиболее последовательно награждали. А вторым в порядке предпочтения и привлекательности обычно считался самый младший из мальчиков, Зуи. А так как Зуи представляет для нас необычный повседневный интерес, можно добавить, что, как бывший участник викторины "Игра для умных детей", он, как свидетельствует альманах, имел одно отличие в лучшую сторону от всех своих братьев и сестер. В течение многих лет выступлений по радио время от времени все 7 детей играли в невинную, честную и справедливую игру с участием детского психолога или наставника-профессионала, который особенно интересуется не по годам развитыми детьми. По причине этой работы, Зуи из всех Глассов наиболее легко и жадно исследовался, давал интервью и имел успех. Очень заметно, без единого известного мне исключения, его опыт в явно не имеющих между собой ничего общего отраслях клинической, социальной и книжной психологии давно уже был для него дорог, как будто те места, где он исследовался, были для него одинаково живые, как заразные травмы или просто устаревшие зародыши. Например, в 1942 (с постоянным недоверием 2 самых старших братьев, которые тогда оба служили в армии) его однажды в Бостоне 5 раз подряд проверяла какая-то научно-исследовательская группа (в течение большинства из этих сеансов он был 12-летним, поэтому вполне возможно, что все эти 10 путешествий на поезде привлекали его - особенно в самом начале). Считается, что основной целью всех 5 проверок было выделить и изучить, насколько это возможно, источник раннего развития ума и фантазии у Зуи. Когда 5 проверка кончилась, этот субъект отправился домой в Нью-Йорк с 3-4 таблетками аспирина в запечатанном конверте, так как у него был не то насморк, не то бронхит, не то воспаление легких. Примерно через 6 недель в 11-30 ночи позвонил междугородний телефон из Бостона, в который надо было бросать множество мелких монет, как в обычный телефон-автомат, и неопределенный голос - возможно, без нарочитых намерений педантичности или шалости - сообщил мистеру и миссис Гласс, что запас английских слов у их 12-летнего сына Зуи можно было бы сравнить со словарем писательницы Мери Бейкер-Эдди, если бы он мог его использовать.
Подведем итоги: это длинное напечатанное письмо 4-летней давности, которое Зуи перечитывал в воде в ноябре 1955, в понедельник утром, явно вынималось из конверта, раскладывалось и складывалось во многих частных случаях в течение этих 4 лет, так что у него был не только совершенно неаппетитный вид, но в некоторых местах оно уже и порвалось - в основном на сгибах. Как уже было указано выше, автор письма - Бадди, самый старший из оставшихся в живых братьев Зуи. Само письмо было практически бесконечной длины, переписываемое, обучающее, повторяющееся, самоуверенное, убеждающее, снисходительное, смущающее - и переполненное нежными чувствами. Короче говоря, это было такое письмо, которое адресат, хочет он этого или нет, некоторое время носит с собой в кармане. А профессиональные писатели любят воспроизводить такие письма дословно:
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #54 : 11 Ноября 2013, 19:25:05 »

"18 МАРТА 1951

ДОРОГОЙ ЗУИ!

Я только что кончил расшифровывать длинное письмо, которое утром пришло от матери. Там идет речь о тебе, об улыбке Эйзенхауэра, о мальчиках, которые упали с лестницы, как написано в газете "Дейли ньюс", и когда я заберу свой телефон из Нью-Йорка и поставлю у себя в деревне, где он мне действительно нужен. Единственная женщина в мире, которая пишет письма невидимым курсивом - это наша дорогая Бетси. Я, как часы, получаю от нее экземпляр в 500 слов каждые 3 месяца, и всё на тему моего старого бедного частного телефона - как глупо ежемесячно платить бешеные деньги за то, чем давно уже никто не пользуется. На самом деле это коротконогая ложь. Когда я в городе, я неизменно сижу и часами разговариваю со своим старым другом Ямой, духом смерти, и частный телефон в основном нужен для нашей мелкой болтовни. И всё равно лучше скажи ей, что я не передумал - я страстно люблю этот старый телефон. Это единственная настоящая частная собственность, которая была у нас с Сеймуром в коммуне Бетси. Это также основная часть моей внутренней гармонии - ежегодно пересматривать записи Сеймура в телефонной книге. Я люблю уверенно просматривать букву Г. Будь хорошим мальчиком и выполни это мое поручение. Не обязательно дословно, но хорошо. Зуи, будь добрее к Бетси, если сможешь. Дело не в том, что она наша мать, а в том, что она устает. После 30 лет, когда все замедляются (может быть, и ты тоже), ты будешь, но сейчас старайся изо всех сил. Недостаточно относиться к ней с животной преданностью, как танцовщик к своей партнерше - кстати, она понимает, думаешь ты так или нет. Ты забываешь, что она процветает от сентиментальности почти так же, как и Лесли.
Если не обращать внимания на мои телефонные проблемы, это письмо от Бетси на самом деле про Зуи. Я пишу и говорю тебе, что вся жизнь перед тобой, и будет преступлением, если ты не станешь доктором философии до того, как увлечешься актерской жизнью на большом пути. Она не говорит, что хочет видеть тебя доктором философии, но я предпочитаю математику греческому, а ты маленький книжный червь. Во всяком случае, я считаю, что она хочет, чтобы у тебя было куда обратиться, если актерская карьера, по какой-нибудь причине, не сработает. Она может быть крепкой, и, надеюсь, будет, но мне не хочется выходить и говорить это. Когда-нибудь случится такое, что я увижу всю семью, в том числе и себя, в перевернутый телескоп. Мне утром фактически пришлось бороться у почтового ящика, чтобы узнать, кто такая Бетси, когда я увидел ее имя в качестве обратного адреса на конверте. По одной простой причине, отделение продвинутого письма нагрузило на меня 38 новелл, чтобы со слезами тащить домой на выходные. 37 из них о робкой затворнице, голландке-лесбиянке из Пенсильвании, которая хочет стать писательницей. Они написаны от 1 лица извращенной чужой рукой, на диалекте.
Я принимаю без доказательств то, что ты знаешь, что за все эти годы, в которые я передвигаю свою литературную ячейку из школы в школу, я не стал даже бакалавром искусств. Кажется, это было 100 лет назад, но изначально были 2 причины, по которым я не получил ученую степень (сиди спокойно и не возражай - я впервые пишу тебе за все эти годы). Во-первых, в школе я был самый настоящий сноб, как бывший участник "Игры для умных детей" и пожизненный специалист по английской литературе, и мне не нужны никакие ученые степени, если все эти малограмотные ученые, дикторы на радио и фальшивые педагоги, которых я знаю, имеют их. А во-вторых, Сеймур стал доктором философии в том возрасте, когда большинство маленьких американцев только переходят в среднюю школу, а так как мне уже поздно догонять его в этом деле, у меня нет ученой степени. Конечно, я также точно знал в твоем возрасте, что меня бы не заставили преподавать, а если бы для меня не было предусмотрено музы, я был бы стекольщиком, как негритянский писатель Букер Тальяферо-Вашингтон. Но в некотором особом смысле я думаю, что жаловаться по-ученому не на что. В самые черные дни я иногда говорю себе, что, если бы я был перегружен учеными степенями, когда мог, то теперь не преподавал бы безнадежным ученикам в отделении продвинутого письма. Но возможно, это бегство. Карты подтасованы (я предполагаю, что правильно) против всех профессиональных эстетов, и мы все, несомненно, рано или поздно заслуживаем мрачной и многословной ученой смерти.
Я думаю, что твой случай отличается от моего. И все-таки я считаю, что на самом деле я не на стороне Бетси. Если ты хочешь или Бетси хочет для тебя безопасности, степень магистра искусств, по крайней мере, всегда будет заставлять тебя учить логарифмические таблицы в любой сельской школе для мальчиков. Но с другой стороны, твой хороший греческий ничего не дает ни в каком колледже, если ты не доктор философии, живущий, как мы, в мире высшей знати в золотых шляпах (зато, конечно, ты всегда можешь поехать в добрые старые Афины). Но чем больше я думаю об этом, тем больше посылаю твои ученые степени к чёрту. Факт тот, если хочешь знать, что я не могу не думать, что ты был бы гораздо лучшим актером, если бы Сеймур и я не рекомендовали добавить упанишады, алмазную сутру, немецкого философа Иоганна Экхарта и так далее в твое старое любимое домашнее чтение, когда ты был еще маленький. По справедливости, актеру следует ездить легко и свободно. В детстве Сеймур и я прекрасно обедали с актером Джоном Берримором. Он был очень веселый и остроумный, но не перегруженный никаким тяжелым багажом слишком формального образования. Я упоминаю это, поскольку на выходных я говорил с одним довольно пышным востоковедом, и очень быстро и точно, в течение метафизического перерыва в разговоре, я рассказал ему, что мой младший брат однажды избавился от несчастной любви, переведя мундака-упанишаду на греческий (он шумно засмеялся - ты же знаешь, как смеются востоковеды).
Мне бы хотелось иметь представление о том, что будет с тобой. Разумеется, ты прирожденный актер - даже Бетси это знает. Конечно, ты и Франни самые красивые в нашей семье. Но где ты будешь работать - ты подумал об этом? Если в кино, то я очень боюсь, что, если ты приобретешь вес в обществе, то станешь такой же самой жертвой, как и любой молодой актер, способствующий надежности голливудской смеси профессионализма и мистики, оружейника и бедного ребенка, ковбоя и человеческой совести, и так далее. Ты будешь доволен этой стандартной болтовней у билетной кассы? Или ты будешь мечтать о чем-то более возвышенном - например, играть Пьера или Андрея в цветном фильме "Война и мир" с великолепными военными сценами, пропуская все оттенки в характеристике (на том основании, что они романистические и непривлекательные на вид), а смелая итальянская актриса Анна Маньяни в роли Наташи (чтобы сделать постановку классической и честной), с напыщенным музыкальным сопровождением некоего Дмитрия Поплина, а все главные герои-мужчины иногда дергают челюстями, чтобы показать свое эмоциональное напряжение, а мировая премьера в зимнем саду под фонарями, а Молотов, Мильтон Берль и губернатор Томас Дьюи встречают знаменитостей, входящих в театр (под знаменитостями я, конечно, имею в виду старых любителей Толстого - некоего сенатора Дирксена, венгерскую актрису Шари Жажа Габор, немецкого диетолога Бенджамена Геллерта-Хаузера, английского юриста Джорджа Джесселя и Карла из Ритца). Ну, как - звучит? А если ты пойдешь в театр, какие у тебя иллюзии на этот счет? Ты видел когда-нибудь, скажем, красивую постановку "Вишневого сада"? Не говори, что да. И никто не видел. Ты мог видеть вдохновенные постановки, компетентные постановки, но вряд ли они красивые. Нет ни одной, подходящей к таланту Чехова, чтобы совпадали все оттенки чувств в каждой душе на сцене. Ты беспокоишь меня, Зуи. Прости мой пессимизм и высокопарность. Но я знаю, какой ты требовательный маленький выродок. У меня был горький опыт сидеть в театре рядом с тобой, и я мог ясно видеть, как ты требуешь чего-нибудь от искусства, которое представляют только ради гонораров. Прошу тебя - будь осторожным.
Предположим, что сегодня я ухожу. Я уже 3 года веду хороший нервный календарь - с того дня, как Сеймур покончил с собой. Я говорил тебе, что случилось, когда я уезжал во Флориду забрать тело? Я плакал, как младенец, в самолете, целых 5 часов. Время от времени осторожно поправляя покрывало, чтобы никто в проходе не видел меня, я сидел один - так уж мне повезло. Примерно за 5 минут до посадки самолета я понял, что люди, сидящие сзади меня, разговаривают. 1 женщина говорила на бостонско-гарвардском диалекте: "...на следующее утро, хотите знать, они нашли пинту грязи на месте ее красивого молодого тела". Вот и всё, что я помню из услышанного, но когда я через несколько минут вышел из самолета, и ко мне подошла всеми покинутая вдова в черном, мое выражение лица было неподходящим - я улыбался. Сегодня я чувствую себя точно так же, и без всякой причины. Вопреки здравому смыслу, я уверен, что где-то совсем недалеко - возможно, в первом доме на дороге, идущей вниз - умирает прекрасный поэт, но в то же время так же недалеко кто-то обнаружил смешную пинту грязи на месте ее красивого молодого тела, и я до сих пор не могу понять, что мне делать - плакать или смеяться.
Месяц назад декан-кровельщик, имя которого обычно волнует Франни, когда я вспоминаю о нем, подошел ко мне с доброй улыбкой и кнутом из бычьих жил, а сейчас я на факультете каждую пятницу читаю лекции по дзен- и махаяна-буддизму их женам и нескольким будущим выпускникам угнетенного вида. Я не сомневаюсь, что этот подвиг когда-нибудь даст мне возможность получить должность восточного философа в аду. Дело в том, что я нахожусь в университетском городке 5 дней в неделю вместо 4, а так как я работаю для себя ночью и по выходным, у меня практически нет времени думать о чем-либо другом. Я жалобно говорю, что беспокоюсь о тебе и Франни при любой возможности - но не так часто, как хотелось бы. Я хочу тебе сказать, что в письме Бетси очень мало о моем сидении в море пепельниц, чтобы сегодня написать тебе. Прежде всего, она каждую неделю информирует меня о тебе и Франни, а я ничего с этим не делаю, поэтому тут что-то не то. А причина в том, что сегодня произошло со мной в местном универмаге (уверяю тебя, что новый абзац начинать не нужно). Я стоял у мясного прилавка и ждал бараньих отбивных. Молодая мать с девочкой тоже ждали. Девочка была совсем маленькая, года 4, и чтобы время шло быстрее, она облокотилась спиной на стеклянную витрину и смотрела на мое небритое лицо. Я сказал, что она самая красивая девочка, какую я только видел за целый день. Это ей понравилось, и она кивнула. Я сказал, что у нее, наверно, много друзей. Она опять кивнула. Я спросил, сколько у нее друзей. Она показала 2 пальца. Я сказал: "2 друга - это довольно много. А как их зовут, дорогая?" Она ответила пронзительным голосом: "Бобби и Доротея". Тогда я схватил бараньи отбивные и убежал. Но на самом деле основной причиной письма было это, а не требование Бетси, чтобы я написал тебе о докторе философии и актерской игре. А еще в номере гостиницы, где Сеймур застрелился, я нашел стихотворение-хокку, написанное карандашом на промокашке:

Девочка в самолете
Повернула кукольную головку,
Чтобы посмотреть на меня.

С этими 2 мыслями я приехал домой из универмага, чтобы, наконец, написать тебе и рассказать, для чего Сеймур и я начали воспитывать тебя и Франни так же рано и так же высокомерно, как воспитывали и нас. Мы никогда не передавали тебе этого словами, и я думаю, что один из нас уже опоздал. Но теперь и я не уверен, что смогу сделать это. Девочка ушла от мясного прилавка, и я больше не видел вежливого кукольного лица в самолете. А прежний страх быть профессиональным писателем и неприятные слова, которые появляются при этом, начинают сгонять меня с места. Но все-таки мне кажется, что попробовать очень важно.
Семейная разница в возрасте, кажется, всегда добавляла нам ненужных и неправильных проблем. Не между Сеймуром и близнецами, или Бубу и мной, а между 2 парами - ты с Франни и Сеймур со мной. Сеймур и я были уже взрослыми - он даже успел окончить школу - когда ты и Франни только научились читать. На этой стадии у нас даже не было желания вгонять в вас обоих нашу любимую классику - по крайней мере, с таким удовольствием, как в близнецов или Бубу. Мы знали, что невозможно держать прирожденного ученого в невежестве, и в душе я думаю, что мы действительно не хотели этого, но мы волновались и даже боялись, что, по статистике, дети-педанты и академические мудрецы вырастают в ученых для комнаты отдыха на факультете. Но все-таки гораздо важнее то, что Сеймур уже начал верить (и я согласился с ним, когда понял суть этого дела), что воспитание в любом виде так же приятно, а может быть, и еще приятнее, если оно началось не с поисков знания, а просто с поисков, так как дзен называет это отсутствием знания. Доктор Дайсецу Тейтаро Сузуки утверждает, что состояние чистого разума - сатори - это всё равно, что быть с богом до того, как он сказал "да будет свет". Сеймур и я думали, что, может быть, хорошо было бы отобрать этот свет у тебя и Франни (по крайней мере, если бы мы смогли это), как и все остальные мелкие и модные световые эффекты - искусство, науку, классику, языки - пока вы хотя бы сможете представить состояние разума, который знает, где источник этого света. Мы думали, что будет прекрасным делом хотя бы (то есть, если наши собственные ограничения встанут на пути) рассказать вам как можно больше того, что мы знаем о людях - архатах, достигших нирваны, бодхисатвах, спасающих живые существа, и живанмуктах, свободных от желаний - которые знали практически всё об этом жизненном состоянии. То есть, мы хотим, чтобы вы оба знали, кем и чем были Христос, Будда, индийские философы Шанкара Ачарья и Гадахар Рамакришна, китайские философы Лаоцзы и Хэйнэн и так далее, прежде чем вы что-либо узнаете про Гомера, Шекспира, Вильяма Блейка, Уолта Уитмена, Вашингтона с его вишневым деревом, определение полуострова или структуру предложения. И все-таки это большая мысль. Наряду со всем этим, я, наверно, постараюсь сказать, как сильно вы обижены теми годами, когда Сеймур и я постоянно вели домашние семинары, а особенно метафизические заседания. Я только надеюсь, что когда-нибудь - лучше, если бы мы оба были мертвецки пьяны - мы сможем поговорить об этом. А пока я только могу сказать, что в те далекие времена ни Сеймур, ни я не имели понятия о том, что ты будешь актером, когда вырастешь. Мы, без сомнения, могли иметь понятие, но не имели. А если бы имели, я уверен, что Сеймур постарался бы придумать для этого что-нибудь дельное. Возможно, где-то есть специальные подготовительные курсы нирваны и других вопросов восточной философии, предназначенные специально для актеров, и я думаю, что Сеймур нашел бы их. На этом надо кончить абзац, но я не могу прекратить свою болтовню. Ты дрожишь от того, что придет, но это должно прийти. Я думаю, ты знаешь, что мое лучшее намерение - появляться время от времени после смерти Сеймура, чтобы поддержать тебя и Франни. Тебе было 18, и я не слишком беспокоился о тебе. Хотя я и слышал от одной маленькой сплетницы в своем классе, что ты знаменит на всё школьное общежитие тем, что выходишь, сидишь и занимаешься медитацией 10 часов подряд - и это заставляло меня задуматься. А Франни тогда было 13. Но все-таки я просто не мог сдвинуться с места, боялся прийти домой. Я не боялся, что вы оба в слезах растянулись на всю комнату и при мне сжигаете полное собрание священных книг Востока под редакцией Максимилиана Фридриха Мюллера, одну за другой (возможно, это был бы для меня какой-то терпеливый восторг). Но я боялся вопросов (гораздо больше, чем обвинений), которые вы оба могли мне задать. Я очень хорошо помню, как прошел целый год после похорон, перед моим возвращением в Нью-Йорк. После этого мне было достаточно легко приходить на дни рождения и другие праздники - и быть достаточно уверенным, что пойдут вопросы типа: когда я закончу свою новую книгу, катался ли я недавно на лыжах и так далее. Вы оба даже были здесь много раз на выходных в последние пару лет, и хотя мы всё разговаривали да разговаривали, мы все договорились не произносить ни слова. Сегодня я впервые по-настоящему захотел высказаться. И чем больше я погружаюсь в это письмо, тем больше теряю смелость своих убеждений. Но я клянусь тебе, что сегодня днем совершенно ясно увидел детскую правду в отделе бараньих отбивных - когда маленькая девочка сказала мне, что ее друзей зовут Бобби и Доротея. Сеймур однажды говорил мне в городском автобусе, разъезжая по разным местам, что все истинные религиозные учения должны вести к игнорированию внешних различий между мальчиками и девочками, живой и неживой природой, днем и ночью, жарой и холодом. Это вдруг пришло мне в голову у мясного прилавка, и мне показалось вопросом жизни и смерти приехать домой со скоростью 70 миль в час, чтобы отправить тебе это письмо. Как мне хотелось взяться за карандаш прямо в универмаге, а не доверяться дороге домой! Но все-таки, может быть, это тоже хорошо. Иногда я думаю, что ты простил Сеймура больше, чем все остальные, вместе взятые. Однажды Уокер сказал мне кое-что очень интересное по этому поводу - фактически, я просто повторяю его слова, как попугай. Он сказал, что ты - единственный, кто огорчен самоубийством Сеймура, и единственный, кто действительно простил его за это. А все остальные, как он сказал, внешне не огорчены, а внутренне не простили. Это может быть правдивее всякой правды. Откуда мне знать? Я точно уверен только в одном - что я могу рассказать тебе кое-что веселое и волнующее на 1 стороне бумаги, с широкими интервалами - и я знал, когда вернулся домой, что всё прошло, в основном или полностью, и ничего не осталось, кроме движений. Я читаю тебе эту лекцию о докторе философии и актерской жизни. Как беспорядочно, как смешно, и как Сеймур сам мог бы улыбаться - и возможно, убедил бы меня, да и всех нас, не беспокоиться ни о чем.
На этом и кончим. Действуй, Захарий Мартин Гласс, всегда и везде, когда и где тебе этого хочется, но помни, что ты должен стараться изо всех сил. Если у тебя получится играть на сцене красиво, незнакомо и радостно, выше всяких пределов театрального мастерства, Сеймур и я оба достанем смокинги и шляпы с фальшивыми бриллиантами из горного хрусталя и торжественно подойдем к служебному входу в театр с букетами львиного зева. Во всяком случае, чего бы это ни стоило, можешь рассчитывать на мою дружбу и поддержку на любом расстоянии.
Как всегда, мои рассуждения о всеобщем знании нелепы, но ты, как и все люди, должен вежливо относиться к той части меня, которая просто оказывается умной. Много лет назад, в свои ранние нездоровые годы будущего писателя, я однажды прочитал вслух свой новый рассказ Сеймуру и Бубу. Когда я кончил, Бубу сказала решительно, но глядя на Сеймура, что рассказ "слишком умный". Сеймур покачал головой, с сияющим взглядом, и сказал, что ум - это мое постоянное несчастье, моя хромота, и такой вкус хуже всего привлекает общественное внимание. Зуи, давай будем вежливы и добры друг к другу, как один хромой к другому.

С любовью,
БАДДИ"
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #55 : 11 Ноября 2013, 19:26:23 »

Последняя, нижняя страница этого письма 4-летней давности была вся в коричневых пятнах и 2 раза порвана на сгибах. Зуи окончил чтение и аккуратно разложил страницы письма по порядку. Потом он постучал листами по сухим коленям, чтобы выровнять их, и нахмурился. А потом решительно, как будто прочитал это письмо последний раз в жизни, он начинил им конверт, как множеством опилок. Он положил этот толстый конверт на край ванны и начал играть в небольшую игру - толкать полный конверт пальцем туда-сюда по краю ванны, очевидно, внимательно следя за тем, можно ли его постоянно двигать так, чтобы он не упал в воду. Целых 5 минут он занимался этим - пока не толкнул конверт криво и вынужден был сразу же протянуть руку, чтобы достать его. Так и кончилась эта игра. Снова держа в руке конверт, он глубже опустился в воду, погрузив колени. В течение 1-2 минут он отрешенно смотрел на плиточную стену возле ножек ванны, а потом оглянулся на сигару в мыльнице, взял ее и попробовал пару раз затянуться - но она погасла. Тогда он снова отрывисто поднялся с сильным плеском воды и опустил сухую левую руку через край ванны. Там на ковре, лицевой стороной вверх, лежала напечатанная рукопись. Он поднял ее и взял к себе на борт, как и положено. Он быстро просмотрел ее, а потом вставил письмо 4-летней давности между страницами рукописи, где они были туго скреплены. Потом он положил рукопись на уже мокрые колени, примерно на дюйм выше уровня воды, и начал переворачивать страницы. Дойдя до 9 страницы, он сложил рукопись в виде журнала и начал читать, чтобы выучить роль Рика, жирно подчеркнутую мягким графитовым карандашом:

  • Тина: (мрачно) Любимый, я плохо отношусь к тебе, не так ли?
    Рик: Никогда больше не говори этого. Ты слышишь меня?
    Тина: Но все-таки это правда. Я приношу одни несчастья. Это так ужасно с моей стороны. Если бы не было нужно мне, Скотт Кинкейд давно бы уже назначил тебя в Буэнос-Айресский офис. А я всё испортила. (Подходит к окну) Я - маленькая лисичка, которая портит виноград. Я чувствую себя как будто в ужасно изысканной игре. А самое смешное - что я не изысканная. И вообще, я - это я и больше ничего. (Возвращается) Ой, Рик, я боюсь. Что произошло с нами? Кажется, я нигде не могу найти нас. Я протягиваю руку - а нас там нет. Я испугана, как ребенок. (Выглядывает в окно) Мне уже надоел этот дождь. Иногда мне кажется, что я умру от него.
    Рик: (спокойно) Любимая, кажется, ты цитируешь "Прощай, оружие" Хемингуэя?
    Тина: (возвращается, сердито) Уходи отсюда. Уходи, пока я не выбросилась из окна. Ты слышишь меня?
    Рик: (обнимает ее) Нет, это ты послушай меня. Ты - красивая маленькая дурочка. Ты - восхитительная, ребяческая, драматизирующая...
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #56 : 11 Ноября 2013, 19:45:32 »

Явление 2

На этих словах чтение Зуи было прервано - из-за двери послышался настойчивый и решительный голос матери.

Бетси: Зуи, ты еще в воде?
Зуи: Да, а что?
Бетси: Мне надо зайти всего на минутку. Я хочу кое-что тебе сказать.
Зуи: Мама, я еще в воде.
Бетси: А я совсем ненадолго. Закрой занавеску.

Зуи последний раз посмотрел на страницу, которую читал, закрыл рукопись и положил ее рядом с ванной.

Зуи: Вот тебе и раз - "иногда мне кажется, что я умру от дождя"!

Ярко-алая нейлоновая занавеска, вышитая желтыми диезами, бемолями и ключами канареечного оттенка, была смята возле ножек ванны, а сверху прикреплена пластмассовыми кольцами к хромированной планке. Продвинувшись вперед, Зуи достал ее и растянул на всю ванну, упрятавшись от посторонних взглядов.

Зуи: Ну, вот и хорошо. Заходи, если хочешь зайти.

В его голосе не было заметной актерской манеры, но он слишком сильно дрожал и носил оттенок неумолимости, когда он не собирался сдерживаться. Много лет назад, будучи участником "Игры для умных детей", от него постоянно требовали держать микрофон подальше.
Дверь открылась, и в ванную осторожно вошла миссис Гласс - высокая толстая женщина с густой сеткой на волосах. Определить ее возраст было невозможно, а когда она еще и носила густую сетку на волосах - тем более. Она обычно входила в комнату сначала словесно, а потом и физически.

Бетси: Я не понимаю, как ты можешь так долго находиться в воде.

Она быстро закрыла за собой дверь, как будто вела долгую войну со сквозняком на стороне своего отпрыска.

Бетси: Это не полезно для здоровья. Ты знаешь, сколько времени ты уже сидишь в этой воде? Целых 45...
Зуи: Бетси, не надо говорить об этом!
Бетси: Что значит - не надо говорить об этом?
Зуи: Это значит то, что я сказал. Оставь мне иллюзию, что ты там не считала минуты...
Бетси: А я и не считала минуты, молодой человек.

Она была занята. Еще раньше она принесла в ванную маленький продолговатый пакет, завернутый в белую бумагу и перевязанный золотой лентой. Казалось, что там находится предмет размером с алмаз или поливалку. Миссис Гласс прищурилась и потянула пальцами ленту. Когда узел не поддался, ей пришлось поработать зубами. На ней была обычная домашняя одежда, которую ее сын Бадди (такой же писатель, как Кафка, и, соответственно, такой же некрасивый) назвал признаком надвигающейся смерти. Это было старое японское кимоно цвета иссиня-черного ночного неба. В квартире она носила его целыми днями. Со множеством таинственных складок, оно также служило хранилищем многочисленных принадлежностей курильщика или мастера на все руки - 2 необъятных кармана постоянно содержали в себе:

  • 2-3 пачки сигарет
  • спичечные коробки
  • отвертку
  • клещи
  • молоток
  • скаутский нож, когда-то принадлежавший ее сыну
  • пару эмалевых вентилей

- а также кучу винтов, гвоздей, заклепок, подшипников и всякой другой гремучей дряни, которая создавала сильный шум, когда миссис Гласс расхаживала по огромной квартире. Уже более 10 лет обе ее дочери старались выбросить это древнее кимоно - и всё напрасно. Например, ее замужняя дочь Бубу намекала, что его надо добить тупым орудием, а потом отправить в мусорную корзину. И хотя этот халат первоначально должен был иметь восточный вид, он совершенно не отвлекал от сильного и единственного впечатления, которое миссис Гласс сама по себе производила на некоторых наблюдателей. Глассы жили в старом, но, говоря по правде, далеко еще не устаревшем многоквартирном доме на 70 Восточной улице, где примерно 2/3 взрослых женщин носили меховые шубы и, выходя из дома в будничное утро, вполне могли примерно через полчаса находиться у лорда Тейлора, Сакса, Бонвита или в любом другом магазине женской одежды. В этой примечательной части Манхэттена миссис Гласс, с явно грубой точки зрения, казалась бельмом на глазу. Прежде всего, она практически никогда не выходила из дома - а если и выходила, то носила черную шаль и шла в направлении улицы О-Доннелла, где жил один из ее многочисленных ирландских сыновей, так как она боялась, что кто-нибудь из полицейских может случайно пристрелить его.

Зуи: Мама, что ты там делаешь?

Его голос вдруг зазвучал подозрительно.

Бетси: (отрешенно) Закрой рот.

Миссис Гласс развернула пакет и стала читать надпись на картонной коробке с пастой. Потом она подошла к аптечке, которая находилась на стене, над умывальником. Она открыла зеркальную дверь и уверенным взглядом садовника, а точнее говоря, искоса осмотрела перегруженные полки. Перед ней слишком богатыми рядами стояло множество золотых лекарств и несколько менее естественных мелочей:

  • йод
  • меркурохром
  • капсулы с витаминами
  • нитки для зубов
  • аспирин
  • кофеин
  • аргирол
  • камфара
  • слабительное
  • магнезия
  • печеночница
  • аспарагин
  • 2 бритвы "Жиллет"
  • 1 бритва "Шик"
  • 2 тюбика крема для бритья
  • смятая и кое-где порванная фотография большой черно-белой кошки, спящей на веранде
  • 3 расчески
  • 2 щетки для волос
  • бутылка репейного масла
  • кисть для удаления перхоти
  • маленькая непомеченная коробка глицериновых свечей
  • капли в нос
  • ментоловая мазь
  • 6 кусков оливкового мыла
  • 3 корешка билетов 1946 на музыкальную комедию "Назови меня мистером"
  • тюбик крема для удаления волос
  • коробка салфеток
  • 2 раковины моллюсков
  • несколько явно использованных ошкуренных досок
  • 2 кувшина очищающего крема
  • 3 пары ножниц
  • пилка для ногтей
  • синий камень без пятен (игроки в шарики в 20-е годы назвали бы его камнем чистой воды)
  • крем для сужения расширенных пор
  • пара щипцов
  • женские золотые часы без ремешка
  • коробка соды
  • агатовое кольцо интернатовской школьницы
  • распылитель дезодоранта

- и еще много всякой всячины, нужной и не очень. Миссис Гласс быстро достала что-то с нижней полки и бросила, с тихим металлическим стуком, в мусорную корзину. Она говорила, не поворачиваясь, и была уверена в своих словах.

Бетси: Я положу тебе новую зубную пасту, которую все хвалят. А этот дурацкий порошок использовать не надо - он сдирает эмаль с твоих зубов. У тебя красивые зубы, и ты должен обращаться с ними как следует.

Из-за занавески послышался взволнованный шум воды.

Зуи: А кто тебе сказал, что он сдирает эмаль с моих красивых зубов?
Бетси: Я тебе говорю. Используй это.

Миссис Гласс последний раз критически осмотрела свой сад, слегка подтолкнула закрытую коробку печеночницы лопатой из вытянутых пальцев, чтобы выровнять ее с другими вечнозелеными, и закрыла дверь аптечки. Потом она включила холодную воду.

Бетси: (мрачно) Хотелось бы мне знать, кто моет руки и не чистит умывальник. Кажется, в этой семье все взрослые.

Она увеличила струю воды и быстро и тщательно почистила умывальник 1 рукой. Потом она повернулась, чтобы посмотреть на занавеску.

Бетси: Кажется, ты еще не говорил с младшей сестрой.
Зуи: Нет, не говорил. Да и как я выйду отсюда?
Бетси: Это можно было сделать и раньше. Ты нехорошо ведешь себя, Зуи. Даже совсем плохо. Я давно уже просила тебя выйти и посмотреть, что происходит...
Зуи: Во-первых, Бетси, я встал только час назад. Во-вторых, я вчера ночью говорил с ней целых 2 часа, и мне кажется, что она действительно сегодня ни с кем говорить не хочет. А в-третьих, если ты не выйдешь из ванной, мне придется поджечь занавеску. Понимаешь, Бетси?

Где-то посреди этих 3 объясняющих пунктов миссис Гласс перестала слушать и села.

Бетси: Когда-нибудь я убью Бадди за то, что у него нет телефона. Так жить нельзя. Разве может взрослый человек обходиться без телефона и других удобств? Ни у кого нет желания вмешиваться в его собственность, если он уж так хочет этого - но я считаю, что нельзя жить, как отшельник.

Она раздраженно подвинулась и скрестила ноги.

Бетси: А иногда это даже опасно. А вдруг он сломает ногу или еще что-нибудь? Он ведь живет в лесу, далеко отсюда. И я постоянно беспокоюсь о нем.
Зуи: О чем ты беспокоишься - что он сломает ногу, или что у него нет телефона?
Бетси: Если хочешь знать, молодой человек - и то, и другое.
Зуи: Не надо зря тратить время, Бетси. Это глупо с твоей стороны. Ты же знаешь Бадди. Даже если бы он находился в лесу, за 20 миль от своей пещеры, с перебитыми ногами и стрелой в спине - он бы всё равно дополз обратно, чтобы убедиться, что никто туда не влез и не украл галоши, пока его не было.

Из-за занавески послышался короткий, одновременно приятный и отвратительный хохот.

Зуи: Даю слово, что он слишком занят своей собственностью, чтобы умереть в лесу.
Бетси: А никто и не говорит о смерти. Но я всё утро стараюсь дозвониться к тем, которые живут рядом с ним на дороге, идущей вниз. А они даже не отвечают. Вот я и сердита, что не могу с ним связаться. Сколько раз я требовала, чтобы он забрал свой старый телефон из комнаты Сеймура. Это же ненормально. А если действительно что-нибудь случится, и он захочет позвонить... Поэтому я и сержусь. Вчера ночью я пробовала 2 раза, а сегодня 4...
Зуи: Сердиться - это не дело. Прежде всего, зачем надо чужим людям с дороги, идущей вниз, отвечать на все наши приказы и требования?
Бетси: А никто и не говорит, что они должны отвечать на все наши приказы и требования, Зуи. Ты же еще совсем маленький. Если хочешь знать - я беспокоюсь о своих детях. Кроме того, я думаю, что Бадди должен быть в курсе всех событий. Так что, если хочешь знать - он вряд ли простит меня, если я с ним не свяжусь в такое время.
Зуи: Хорошо. Тогда позвони в школу вместо того, чтобы беспокоить его соседей. Ты же знаешь, что в это время он и не может быть в своей пещере.
Бетси: Говори потише, молодой человек - я не глухая. Если хочешь знать - я уже звонила в школу. Но мой опыт подсказывает мне, что и это абсолютно бесполезно. Они оставляют сообщения на его столе, и мне кажется, что он вряд ли ходит где-нибудь около своего офиса.

Миссис Гласс отрывисто перенесла свой вес вперед, не вставая, достала и вытащила что-то сверху прачечной корзины.

Бетси: А у тебя тряпка есть?
Зуи: Это не тряпка, а мочалка. Кроме того, Бетси, я хочу остаться в ванной один. Вот такое простое мое желание. Если бы мне хотелось, чтобы это место было заполнено пухлой ирландской розой, которая проходит мимо, я бы так и сказал. А пока выйди.
Бетси: (терпеливо) У меня в руке чистая тряпка. Она нужна тебе или нет?
Зуи: Конечно, нужна. Больше всего на свете. Подбрось ее мне.
Бетси: Я тебе ее дам, а не подброшу. А то в нашей семье всегда всё подбрасывают.

Миссис Гласс встала, сделала 3 шага в сторону занавески и стала ждать, пока свободная рука протянется за мочалкой.

Зуи: Благодарю. А теперь выйди. А то я уже фунтов 10 потерял.
Бетси: Это не удивительно. Ты будешь сидеть в воде до посинения, а потом... Что это такое?

Миссис Гласс наклонилась и с большим интересом взяла рукопись, которую Зуи читал перед тем, как она вошла.

Бетси: Это новый сценарий, который прислал Лесаж?
Зуи: На полу?

Она не ответила - как будто Ева спросила Каина, откуда у него эта новая красивая мотыга, которая лежит под дождем.

Бетси: Прекрасное место для рукописи, нечего сказать!

Она взяла рукопись и аккуратно положила у окна, а потом просмотрела ее, чтобы проверить на влажность. Занавеска на окне была опущена - Зуи читал в воде при свете 3 ламп наверху - но лучи утреннего света пробивались из-под занавески и падали на титульный лист рукописи. Миссис Гласс наклонила голову в сторону, чтобы прочитать название, и вытащила большую пачку сигарет из кармана кимоно.

Бетси: (задумчиво) "Сердце - осенний бродяга". Необычное название.

Ответ из-за занавески пришел с небольшим опозданием, но довольный.

Зуи: Какое название?

Миссис Гласс уже была начеку. Она вернулась и снова села с зажженной сигаретой в руке.

Бетси: Я говорю - необычное. Я не говорю, что красивое или какое-то еще, так что...
Зуи: Ясно. Тебе приходится вставать рано утром, чтобы всё прекрасное прошло мимо тебя. Бетси, ты знаешь, что такое твое сердце? Хочешь узнать об этом? Твое сердце, Бетси, это осенний гараж. Привлекательное название, да? Многие люди, особенно одетые в форму, считают, что Сеймур и Бадди - единственные грамотные в нашей семье. Когда я думаю, когда я сажусь на минуту и задумываюсь о чувствительной прозе и гаражах, я отбрасываю каждый день...
Бетси: Хорошо, молодой человек.

Независимо от ее вкуса к названиям пьес, идущих на телевидении, и вообще от ее эстетики, в ее глазах появился блеск от удовольствия, может, и неправильного, знатока по отношению к хвастовству ее младшего, самого красивого сына. На долю секунды этот блеск заменил полностью усталый взгляд и просто особое волнение, которое выражало ее лицо, когда она вошла в ванную. Но, тем не менее, она сразу же снова перешла в защиту.

Бетси: Что это за такое название? Оно очень необычное. А ты не думаешь ни о необычном, ни о красивом. Я никогда от тебя не слышала...
Зуи: Что ты сказала? Кто не думает? О чем красивом я не думаю?

Из-за занавески послышалось небольшое волнение, как будто виноватый дельфин вдруг начал играть.

Зуи: Послушай, пухленькая. Мне всё равно, что ты говоришь о моей расе, вере или религии - но не говори мне, что я не чувствую красоту. Не забывай, что это моя ахиллесова пята. Для меня всё красиво. Покажи мне розовый закат - и я начну хромать. Или возьмем, например, "Питера Пена". Даже перед тем, как поднимется занавес, я обливаюсь слезами. А ты имеешь дерзость говорить, что я...
Бетси: (отрешенно) Замолчи.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #57 : 11 Ноября 2013, 19:46:03 »

Она тяжело вздохнула и с напряженным видом затянулась сигаретой, выдыхая дым из ноздрей. Она не говорила, а буквально выдавливала из себя слова.

Бетси: Как бы мне хотелось знать, что делать с этим ребенком! А то мое терпение уже подходит к концу.

Она снова тяжело вздохнула и посмотрела на занавеску, как бы просвечивая ее икс-лучами.

Бетси: Ты абсолютно никакой помощи мне не окажешь. И никто не окажет. Отец вообще не любит говорить о подобных вещах, и ты знаешь это. Естественно, он тоже волнуется - я знаю это выражение его лица - но он просто не может смотреть в лицо фактам.

Миссис Гласс поджала губы и продвинулась вперед.

Бетси: Он никогда не смотрел в лицо фактам - с тех пор, как я его знаю. Он думает, что всё странное и неприятное пройдет само, если он включит радио, и какой-нибудь маленький придурок начнет петь.

Из укрытия Зуи снова раздался рев смеха. Он мало отличался от того хохота - но все-таки отличался.

Бетси: (без юмора) Да, это так. А хочешь знать, о чем я думаю на самом деле?
Зуи: Бетси, ты хотела мне что-то сказать. Поэтому какая разница...
Бетси: На самом деле я думаю - и это действительно так - что он снова надеется услышать всех детей по радио. Я говорю серьезно.

Миссис Гласс тяжело вздохнула.

Бетси: Каждый раз, когда отец включает радио, я на самом деле думаю, что он хочет настроиться на "Игру для умных детей" и снова послушать, как все дети отвечают на вопросы викторины.

Она поджала губы и сделала невольную паузу - для большей выразительности.

Бетси: Да, именно все - в том числе и Сеймур с Уолтом.

Она отрывисто выпрямилась и быстро, но сильно затянулась сигаретой.

Бетси: Он живет только прошлым. И вряд ли он смотрит телевизор, если тебя не показывают. Не смейся, Зуи - это не смешно.
Зуи: А кто смеется?
Бетси: Это правда. Он совсем не понимает, что с Франни творится что-то неладное. Например, вчера, сразу же после новостей в 11 ночи, знаешь, что он спросил? Он спросил у Франни, хочет ли она мандарин! Ребенок лежит, каждый час плачет при любом оскорблении, бормочет себе под нос чёрт знает что - а отец спрашивает, хочет ли она мандарин. Я убью его, если он еще раз...

Миссис Гласс замолчала и посмотрела на занавеску.

Бетси: Что в этом смешного?
Зуи: Ничего, ничего. Это я про мандарины. Всё нормально. А кто не окажет тебе помощи? Я, Лесли, Бадди - кто еще? Излей мне душу, Бетси, не молчи. В том-то и вся проблема нашей семьи - мы все слишком замкнуты и сдержанны.
Бетси: Ты такой смешной, молодой человек, как будто на костылях.

Миссис Гласс долго заправляла упрямый локон под густую сетку.

Бетси: Как бы мне хотелось дозвониться Бадди по телефону, хотя бы на несколько минут! Это единственный человек, который может разобраться в таком странном деле.

Она задумалась и как будто рассердилась, стряхивая пепел в левую руку, сложенную стаканом.

Бетси: Беда никогда не приходит одна. Бубу до 10 числа не приедет. Уокеру я боюсь говорить об этом - даже если узнаю, как связаться с ним. Я хочу сказать, что никогда в жизни такой семьи не видела. Вы, дети, все кажетесь такими умными - но никто из вас не может оказать мне помощи, когда действительно дело плохо. Никто! Мне уже так надоело...
Зуи: Какое дело плохо? Что ты хочешь от нас, Бетси? Влезть в шкуру Франни и жить ее жизнью?
Бетси: Хватит уже об этом. Никто и не говорит, что надо жить ее жизнью. Я просто хочу, чтобы кто-нибудь пошел в гостиную и выяснил, что происходит. Я хочу знать, когда ребенок вернется в школу, чтобы перейти в следующий класс. Я хочу знать, когда она уже, наконец, начнет хотя бы как-нибудь питаться. А то - с тех пор, как в субботу вечером она вернулась домой, она же совсем ничего не ест! Полчаса назад я давала ей целую чашку хорошего куриного супа - но она смогла сделать всего 2 глотка, и то с трудом. А вчера она вообще выбросила всю еду, которую я дала ей.

Миссис Гласс ненадолго замолчала, чтобы перевести дух.

Бетси: Она говорит, что потом будет есть бутерброд с сыром. Но бутерброд - это не дело. Неужели она в течение всего семестра питается только бутербродами и кока-колой? Разве можно так кормить маленькую школьницу? Но я точно знаю, что я-то уж не собираюсь доводить ребенка до истощения такой едой, которая даже не...
Зуи: Какой твердый дух! Или куриный суп, или ничего. Это ставит всё на свои места. Если у нее нервный срыв, то мы, по крайней мере, должны посмотреть, спокойна ли она.
Бетси: Ты же еще совсем маленький, молодой человек... Ну, и рот у тебя! Если хочешь знать - я не считаю совершенно невозможным, чтобы пища, которая попадает в ребенка, не была связана с этим странным делом. Даже в детстве ее чуть ли не насильно приходилось заставлять есть овощи и всё остальное, что ей полезно. Нельзя так плохо обращаться со своим телом из года в год - независимо от того, о чем ты думаешь.
Зуи: Ты совершенно права. Поражаюсь, как ты попадаешь прямо в суть дела. А у меня вся кожа гусиная... Ты вдохновила и воспламенила меня, Бетси. Знаешь, что ты сделала? Ты придала всей этой библейской теме новый, свежий уклон. Когда я учился в школе, то написал 4 - а может быть и все 5 - сочинений о распятии, и каждое из них доводило меня до сумасшествия тем, что в нем всегда чего-нибудь не хватало. А вот теперь я знаю, чего именно. Мне уже всё ясно. Я вижу Христа в совершенно другом свете. Это его нездоровый фанатизм. Это его грубость по отношению к красивым, здоровым, умеренным налогоплательщикам-фарисеям. Как всё это волнует! Бетси, ты, в своей простой, открытой, преданной манере, звучишь, как недостающая нота во всем новом завете. Всё дело в неподходящей еде. Христос питался только бутербродами и кока-колой. Мы также знаем, что он вполне мог накормить 7 хлебами множество...
Бетси: (спокойно, но сердито) Хватит уже об этом - а не то я просто завяжу тебе рот.
Зуи: Ну, вот - уже началось. А я просто хочу вежливо поговорить в ванной.
Бетси: Какой ты смешной! Дело в том, молодой человек, что я не хочу обсуждать твою младшую сестру в точно таком же свете, как и этого господина. Может быть, это и странно, но я совсем не хочу сравнивать этого господина и маленькую переутомленную, истощенную школьницу, которая читает слишком много религиозных книг и забивает себе голову всякой ерундой! Ты ведь знаешь свою сестру не хуже, чем я - а может, и лучше. Она же всегда была такая впечатлительная - и ты это прекрасно знаешь!

Через некоторое время в ванной наступила странная тишина.

Зуи: Мама, ты еще здесь? Мне кажется, что ты всё сидишь со своими 5 сигаретами. Это правда?

Он стал ждать, но миссис Гласс так и не ответила.

Зуи: Мне надоело здесь сидеть, Бетси. Я хочу выйти из воды... Бетси, ты слышишь меня?
Бетси: Конечно, слышу!

Ее лицо выражало беспокойство. Она нетерпеливо выпрямилась.

Бетси: А у нее опять этот дурацкий Шмель на кровати. Разве для здоровья это полезно?

Она тяжело вздохнула. Уже несколько минут она держала пепел в левой руке, сложенной стаканом. А теперь она вытянулась, почти встала, и выбросила пепел в мусорную корзину.

Бетси: Я не знаю, что мне следует делать. Просто не знаю, и всё. В доме полнейший переворот. Маляры уже заканчивают ее комнату и сразу же после обеда перейдут в гостиную. Я не знаю, будить ее или нет. Она ведь почти не спала. Я просто схожу с ума. А знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я освободилась настолько, чтобы пригласить маляров в квартиру? Около 20...
Зуи: Маляры? Ну, да! Уже начинает светать, а я совсем забыл про маляров. Послушай, пригласи их сюда - тут места много. Разве из меня выйдет хороший хозяин, если я не приглашу их в ванную, когда...
Бетси: Успокойся, молодой человек. Я подумаю.

Зуи послушно взял мочалку - и в течение недолгого времени единственным звуком в ванной был легкий шум. Миссис Гласс сидела в 8 или 10 футах от занавески и смотрела на плиточный пол и синий ковер возле ванны. Сигарета догорела до последнего дюйма. Она держала ее 2 пальцами. Было ясно, что ее манера держания производила, некоторым образом, как пишут в литературе, первое, сильное и вполне логичное впечатление, что ее плечи покрыты невидимой дублинской шалью. Ее пальцы были длинные, красивой формы - что, откровенно говоря, редко встречается у высоких толстых женщин - и, кроме того, как бы величаво дрожали: такая изящная дрожь могла бы быть только у свергнутой балканской королевы или ушедшей в отставку придворной фаворитки. И это было не единственное противоречие с мотивом дублинской черной шали. Ноги Бетси Гласс тоже заставляли поднимать брови от удивления - они были привлекательными во всех отношениях. Это были ноги когда-то широкоизвестной красавицы - опереточной актрисы или балерины. Теперь она их скрестила, причем поношенные белые махровые туфли выглядели так, как будто они были готовы упасть в любой момент. Ее ступни были маленькие, лодыжки стройные, и нетрудно было заметить, что икры, как всегда, твердые и совсем не узловатые.
Миссис Гласс вдруг вздохнула тяжелее, чем обычно - казалось, что это часть жизненной силы. Она встала, поднесла сигарету к умывальнику, вылила на нее холодную воду, бросила погасший окурок в мусорную корзину и снова села. Очаровательный вид, который она придала себе, не пропал, как будто она вообще не сдвигалась с места.

Зуи: Примерно через 3 секунды я должен выйти. Бетси, я осторожно предупреждаю тебя. Не истощай мое гостеприимство, дорогая!

Миссис Гласс, которая продолжала смотреть на синий ковер, отрешенно кивнула на "осторожное предупреждение". В этот момент, важно напомнить, как только Зуи увидел ее лицо, а особенно глаза, у него - случайно или нет - появилось сильное желание вспомнить, восстановить или обновить в памяти бОльшую часть своей доли разговора, который произошел между ними, чтобы сдержаться и смягчиться. Но, с другой стороны, он не мог сделать этого. Рискованно было в 1955 правдоподобно читать по лицу миссис Гласс, а особенно по ее большим синим глазам. Когда-то, несколько лет назад, ее глаза могли сообщить (и людям, и коврам), что у нее погибли 2 сына - один от самоубийства (любимый, сложно устроенный, добрый сын), а другой на войне (легкомысленный сын). Когда-то Бетси Гласс сообщала эти факты одними глазами с таким красноречием и страстью, что ни муж, ни оставшиеся в живых дети не могли вынести этого ее взгляда - не говоря уже про гостей. Но теперь, в 1955, она использовала это странное кельтское оборудование, чтобы сообщить, обычно у передней двери, что новый посыльный не принес баранью ногу на обед, или что семья какой-нибудь восходящей звезды Голливуда переживает тяжелые времена.
Она отрывисто зажгла новую сигарету, затянулась и встала, выдыхая дым.

Бетси: Через минуту я вернусь.

Это утверждение звучало, как невинное обещание.

Бетси: Выйди на ковер - разве не для этого он нужен?

Она вышла из ванной, закрыв за собой дверь. Это было похоже на то, как если бы, после нескольких дней в бассейне, корабль "Королева Мария" вышел, скажем, с Уолденского пруда в штате Массачусетс так же внезапно и противоречиво, как и вошел.
Не открывая занавеску, Зуи на несколько секунд закрыл глаза, как будто занимался небольшим личным делом - записывал данные для надежности. Потом он убрал занавеску и посмотрел на закрытую дверь. Это был тяжелый взгляд, без всякого облегчения. И нет ничего удивительного в том, что это был также взгляд любителя собственности, который, если его собственность захватят, не будет доволен даже тогда, когда захватчик просто так встанет и - 1, 2, 3 - уйдет.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #58 : 11 Ноября 2013, 19:58:38 »

Явление 3

Прошло 5 минут. Зуи с прилизанными волосами стоял босиком возле умывальника. На нем были черные шелковые брюки без пояса и полотенце на голых плечах. Он уже начал совершать обряд подготовки к бритью. Занавеска на окне была наполовину поднята, дверь ванной открыта, чтобы пар вышел и зеркала очистились, а сигара зажжена и положена, в пределах досягаемости, на раскрашенную морозными узорами стеклянную полку под зеркалом аптечки. Зуи только что закончил выдавливать пену на конец кисти для бритья. Открытый тюбик с пеной он положил куда-то на эмалевый задний план, чтобы не мешал. Он со скрипом провел ладонью туда-сюда по зеркалу аптечки, вытирая пар. Потом он намылил лицо пеной. Его технология намыливания была не совсем обычной, а по духу на самом деле напоминала его технологию бритья. То есть, хотя он смотрел в зеркало, пока намыливался, но не видел, куда движется кисть, а вместо этого смотрел себе прямо в глаза - как будто его глаза были нейтральной территорией, ничьей землей в частной войне против самолюбования, которую он вел с 7 или 8 лет. А теперь, в 25 лет, эта маленькая уловка была в основном возвратная, как будто старый бейсболист на базе отбивает свои удары, нужно это или нет. Но, тем не менее, за несколько минут до этого, он причесался, стараясь пользоваться зеркалом как можно меньше. А перед этим он кое-как вытерся перед большим зеркалом - тоже не очень-то глядя в него.
Окончив намыливание лица, вдруг он увидел в зеркале мать. Она стояла у двери, в нескольких футах от него, держась 1 рукой за дверную ручку - живой портрет притворной нерешительности перед окончательным входом в комнату.

Зуи: Какая приятная и добрая неожиданность! Ну, заходи же!

Он засмеялся - или, точнее, заревел - а потом открыл аптечку и вытащил бритву. Миссис Гласс задумчиво продвинулась вперед.

Бетси: Зуи, я всё еще думаю...

Ее обычное место находилось слева от Зуи. Она начала садиться.

Зуи: Не садись! Дай, я сначала восхищусь тобой.

Выход из воды, надевание брюк и причесывание явно улучшили его настроение.

Зуи: Не часто мы принимаем гостей в нашем маленьком зале, но когда принимаем, то стараемся, чтобы они чувствовали...

Миссис Гласс села, скрестив ноги.

Бетси: (твердо) Помолчи. Я всё еще думаю. Как ты считаешь - хорошо было бы попробовать связаться с Уокером? Лично я так не считаю, а ты как? Мое мнение - что ребенку нужен хороший психолог, а не какой-то там священник, но я могу и соврать.
Зуи: Нет, только не это! Я думаю, что ты не умеешь врать, Бетси. Ты можешь ошибаться или преувеличивать факты - но никогда не врешь.

Он с удовольствием намочил бритву и начал бриться.

Бетси: Зуи, я прошу тебя - прекрати это странное дело. Как ты думаешь - надо мне связаться с Уокером или нет? Я могу вызвать епископа - не помню, как его зовут - и он скажет мне, можно ли связаться хотя бы по телеграфу, если он еще на этой дурацкой лодке.

Миссис Гласс достала мусорную корзину и придвинула к себе в качестве пепельницы для зажженной сигареты, которую она принесла.

Бетси: Я спросила Франни - хочет ли она поговорить с ним по телефону, если я смогу связаться?

Зуи быстро вымыл бритву.

Зуи: Ну, и что же она ответила?

Миссис Гласс немного подвинулась вправо.

Бетси: Она вообще ни с кем говорить не хочет.
Зуи: Да, мы сами всё хорошо знаем, не так ли? Мы не собираемся давать прямой ответ, а просто лежим, не так ли?
Бетси: (с насмешкой, намыленному профилю Зуи) Если хочешь знать, молодой человек - я сегодня от этого ребенка вообще никакого ответа не получу. Если маленькая девочка уже целых 48 часов лежит в комнате, бормочет себе что-то под нос и плачет, не ходи к ней - всё равно не получишь ответа.

Зуи ничего не сказал - он продолжал бриться.

Бетси: Ответь на мой вопрос - как ты думаешь, надо мне попробовать связаться с Уокером или нет? Откровенно говоря, я боюсь - он ведь такой эмоциональный, хоть и священник. Если ты расскажешь Уокеру, из его глаз дождем польются слезы.

Зуи разделял веселость от этого замечания с отражением своих глаз в зеркале.

Зуи: У тебя еще есть надежда, Бетси.
Бетси: Это хорошо. Если я не могу связаться с Бадди по телефону, а ты не хочешь помогать, то мне самой придется что-нибудь сделать.

Она долго сидела с беспокойным видом и курила.

Бетси: Если бы было что-то католическое или связанное с этим, я бы и сама помогла - я этого не забыла. Но вы, дети, все воспитаны вне религиозных традиций, и я не вижу...
Зуи: (поворачивая к ней намыленное лицо и прерывая ее) У тебя есть выход из положения. Вчера ночью я уже говорил тебе об этом. То, что происходит с Франни, к религии не относится, даю слово.

Он окунул бритву и продолжал бриться. Миссис Гласс решительно смотрела на его профиль, как будто он мог еще что-то сказать - но он ничего не говорил. Тогда она вздохнула и затянулась сигаретой.

Бетси: Я была бы довольна, если бы мне удалось хотя бы забрать Шмеля с ее кровати. Это же не гигиенично. Кроме того, я не знаю, что делать с малярами. Сейчас они уже почти закончили работать в ее комнате и собираются как можно быстрее перейти в гостиную.
Зуи: Как ты знаешь, я единственный в семье, у кого нет проблем. И ты знаешь причину - каждый раз, когда я грустный или растерянный, ко мне в ванную приходят несколько человек, и мы вместе хорошо улаживаем все дела.

Миссис Гласс как будто была увлечена методом Зуи обсуждать проблемы - но в тот день она подавляла все формы веселости. Некоторое время она смотрела на него, а потом в ее глазах выразился новый взгляд - находчивый, хитрый и немного отчаянный.

Бетси: Ты знаешь, молодой человек - я не настолько глупа, как это может показаться. А вы, дети, все скрытные. Тебе следует помнить, что я знаю об этом гораздо больше, чем может показаться.

Для большей выразительности она поджала губы и стряхнула с подола кимоно крошки табака.

Бетси: Если хочешь знать - я догадываюсь, что это за небольшая книга, которую она вчера принесла домой. Кажется, причина всего дела именно в ней.

Зуи повернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

Зуи: Откуда ты знаешь?
Бетси: Никогда не догадаешься, откуда я знаю. Тебе следует помнить, что Линн уже звонил несколько раз - он беспокоится за Франни.

Зуи вымыл бритву.

Зуи: А кто такой этот Линн?

Это явно был вопрос молодого человека, который время от времени хочет скрыть, что у него плохая память на имена.

Бетси: (выразительно) Ты хорошо знаешь, молодой человек, кто такой Линн Кутелл. Они уже целый год дружат с Франни. Я знаю, что ты встречал его, по крайней мере, полдюжины раз - и не притворяйся, что ты не знаешь его.

Зуи опять заревел от смеха, как будто получал удовольствие от любой искусственности, включая свою. Он с удовольствием продолжал бриться.

Зуи: Они с Франни не просто дружат, а влюблены. Твои сведения, Бетси, уже устарели, не так ли?
Бетси: Ты никогда не догадаешься, что мои сведения уже устарели. Тебе интересно будет узнать, что с тех пор, как Франни вернулась домой, он звонил 5-6 раз - из них 2 раза сегодня утром, пока ты еще не встал. Он очень приятный и беспокоится за Франни.
Зуи: Совсем не такой человек, каких мы знаем. Я не хочу тебя разочаровывать, но я целый час сидел с ним. Он не столько приятный, сколько благородный притворщик. Кажется, кто-то уже брил подмышки или ноги моей бритвой, а может, ронял ее - головка сместилась...
Бетси: Никто не трогал твою бритву, молодой человек. Зачем ты называешь его благородным притворщиком?
Зуи: Затем, что он такой и есть. Возможно, он расплачивается... Я кое-что тебе скажу. Если он беспокоится за Франни, то, скорее всего, по крохотным причинам. Возможно, он беспокоится, что вынужден был покинуть футбол до окончания игры - то есть беспокоится, что, возможно, показал это, а наблюдательная Франни заметила. Я могу себе представить, как этот маленький выродок сажает ее в такси и провожает до поезда, а сам думает - успеет ли он вернуться на игру до окончания тайма?
Бетси: С тобой невозможно говорить. Я даже не знаю, зачем я это пробую. Ты в этом смысле похож на Бадди. Тебе кажется, что все делают что-либо по особой причине. Но тебе не кажется, что кто-нибудь может звонить без всякой скороспелой личной причины.
Зуи: В 90% случаев - да. А этот скучный Линн не исключение, уверяю тебя. Послушай, я однажды вечером говорил с ним целых 20 ужасных минут, пока Франни собиралась уходить, и я могу сказать, что он пустое место.

Он задумался, прекратив движение бритвы.

Зуи: А что он мне говорил? Что-то довольно приятное. Ну, и что же?.. Ах, да! Он говорил мне, что в детстве каждую неделю слушал меня и Франни - и ты знаешь, что делал этот маленький выродок? Он расхваливал меня за счет Франни. Без всякой причины - разве что только для того, чтобы втереться ко мне в доверие и похвастаться своим небольшим умом "лиги плюща".

Зуи высунул язык и немножко сплюнул.

Зуи: Фу!..

Он сплюнул несколько иначе, а потом снова взялся за бритву.

Зуи: Я говорю - тьфу на всех этих школьников в белых туфлях, которые издают литературные журналы. Покажи мне когда-нибудь хотя бы 1 честного мошенника!

Миссис Гласс направила необычно долгий, понимающий взгляд на его профиль.

Бетси: (спокойно) Этот маленький мальчик еще не окончил школу. А ты, молодой человек, заставляешь людей нервничать. Ты или любишь, или не любишь. Если ты любишь, то постоянно болтаешь об этом и не даешь другим сказать ни слова. А если ты не любишь - это бывает гораздо чаще - то сидишь как мертвый, чтобы другие говорили впустую. Я давно уже это заметила.

Зуи повернулся, чтобы посмотреть на мать. В этот момент он повернулся и смотрел на нее примерно так же, как время от времени все его братья и сестры - но особенно братья - поворачивались и смотрели на нее. Не только с подлинным удивлением при выяснении правды, частичной или полной, часто как будто через непробиваемое множество предрассудков, клише и банальностей - но и с восхищением, любовью и, не в последнюю очередь, признательностью. Странно или нет, но миссис Гласс неизменно принимала этот подарок, когда он появлялся, как прекрасный шаг. Она в ответ скромно и изящно оглядывалась на сына или дочь, которые дарили ей этот взгляд. Теперь она подарила Зуи это скромное изящное выражение.

Бетси: (без обвинения в голосе) И это действительно так. Ни ты, ни Бадди не знаете, как разговаривать с теми, кого вы не любите.

Она немного подумала, а потом уточнила.

Бетси: В смысле - кто вам не нравится.

Зуи продолжал стоять, глядя на нее, и не брился.

Бетси: (мрачно и грустно) Это неправильно. Ты ведешь себя так же, как Бадди в твоем возрасте - даже отец это заметил. Если ты не полюбишь за 2 минуты, то не полюбишь никогда.

Миссис Гласс отрешенно смотрела на синий ковер и плиточный пол. Зуи стоял как можно спокойнее, стараясь ей не мешать.

Бетси: С такой сильной любовью и ненавистью ты не сможешь жить в этом мире.

Миссис Гласс говорила с ковром, а потом снова повернулась к Зуи и долго смотрела на него, и в ее взгляде практически не было поучения.

Бетси: И это не зависит от того, что ты думаешь, молодой человек.

Зуи смотрел на нее устойчивым ответным взглядом, а потом улыбнулся и посмотрел в зеркало, как растет его борода. Миссис Гласс посмотрела на него и вздохнула. Она наклонилась, вытащила сигарету из мусорной корзины и сразу же зажгла от нее новую.

Бетси: (многозначительно) И все-таки твоя сестра говорит, что Линн превосходный мальчик.
Зуи: Дорогая, она говорит это просто от любви. А я знаю этот голос!

Он сбрил остатки пены с лица и шеи, а потом для проверки пощупал шею 1 рукой, взял кисть и снова начал намыливать лицо.

Зуи: Хорошо. А что Линн должен говорить по телефону? Какие проблемы у Франни, если верить Линну?

Миссис Гласс слегка продвинулась вперед.

Бетси: Линн говорит, что всё дело в этой небольшой книге, которую она постоянно носит с собой. Ну, ты знаешь. Эту небольшую книгу она вчера читала и везде держала при себе...
Зуи: Я знаю про небольшую книгу. Продолжай.
Бетси: Линн говорит, что это религиозная книга - какая-то фанатичная - и она взяла ее в школьной библиотеке, а теперь думает, что, возможно...

Миссис Гласс замолчала. Зуи повернулся к ней с угрожающей осторожностью.

Бетси: Что случилось?
Зуи: Откуда она ее взяла?
Бетси: Из школьной библиотеки. А что?

Зуи покачал головой и повернулся к умывальнику. Он положил кисть и открыл аптечку.

Бетси: Что случилось? Откуда такой взгляд, молодой человек?

Зуи не отвечал - он открыл новый пакет лезвий, а потом разобрал бритву.

Зуи: Это глупо, Бетси.

Он вытащил лезвие из бритвы.

Бетси: Что глупо? Кроме того, ты вчера уже вставлял новое лезвие.

Зуи, с невыразительным лицом, вставил в бритву новое лезвие и начал повторно бриться.

Бетси: Я задала тебе вопрос, молодой человек. Что глупо? Разве она не взяла эту небольшую книгу из школьной библиотеки?
Зуи: (продолжая бриться) Нет, Бетси. Эта небольшая книга, которая называется "Очарованный странник-2" - продолжение другой небольшой книги под названием "Очарованный странник". Она держит и эту книгу при себе, а взяла обе книги из комнаты Сеймура и Бадди, где они лежали на столе Сеймура, сколько я себя помню.
Бетси: Не обижай меня! Страшно думать, что она могла просто взять их в школьной библиотеке и принести...
Зуи: Да, это страшно! Но еще страшнее, когда обе книги годами лежали на столе Сеймура. Это наводит тоску.
Бетси: (совершенно не агрессивным голосом) Ты же знаешь, что я стараюсь не заходить в эту комнату. Я никогда не смотрю на старые вещи Сеймура...
Зуи: (быстро) Ладно уж, извини.

Не глядя на нее, он снял с плеч полотенце и вытер с лица остатки пены, так и не закончив повторного бритья.

Зуи: Хватит уже об этом.

Он бросил полотенце на окно - прямо на титульный лист рукописи про Рика и Тину. Потом он разобрал бритву и опустил ее в холодную воду.
Его извинение было искренним, и миссис Гласс это знала, но, очевидно, не могла сопротивляться использованию его в своих интересах - настолько оно было редкое.

Бетси: (глядя, как он моет бритву) Ты совсем не добрый, Зуи. Ты уже достаточно большой, чтобы постараться хоть как-то быть добрым, когда тебе неприятно. По крайней мере, когда Бадди чувствует себя...

Она одновременно вздохнула и вскочила, когда бритва, новое лезвие и так далее полетели в мусорную корзину. Возможно, Зуи не хотел выбрасывать бритву, а просто опустил левую руку с такой внезапностью и стремительностью, что бритва упала. Во всяком случае, он явно не собирался разбивать руку об умывальник. Он повернулся к матери - стук бритвы ее удивил и встревожил, но совсем не напугал. Его лицо было бледное и почти невыразительное.

Зуи: Бадди, Сеймур... Я так устал от этих имен, что могу порезаться. Во всем этом доме чувствуются привидения. Я не обращаю внимания, когда за мной гоняются мертвые привидения - но мне противно, когда за мной гоняются полуживые. Мне бы так хотелось, чтобы Бадди одумался! Он делает всё, что когда-то не доделал Сеймур - или старается делать. Но если он погибнет, с этим будет покончено.

Миссис Гласс 1 раз подмигнула, и Зуи отвернулся от нее. Он наклонился и вытащил бритву из мусорной корзины.

Зуи: (поднимаясь) Мы оба чудаки - и Франни, и я. Мне 25 лет, а ей 20, и эти 2 выродка ответственны за всё.

Он положил бритву на край умывальника, но она с шумом соскользнула в умывальник. Он быстро вытащил ее, на этот раз крепко сжав пальцы.

Зуи: У Франни это проявилось позже, чем у меня, но она тоже чудачка - не забывай этого. Клянусь, я бы их обоих убил, даже глазом не моргнув. Тоже мне, великие учителя и великие освободители! Я даже не могу больше сидеть с кем-нибудь за обедом и поддерживать свою скромную часть разговора. Я или устаю, или начинаю поучать - так что, если бы этот сукин сын имел здравый смысл, он бы разбил мне голову стулом.

Вдруг он открыл аптечку и несколько секунд смотрел на нее пустым взглядом, как будто забыл, для чего он открыл. Потом он взял мокрую бритву и положил обратно на полку.
Миссис Гласс сидела спокойно, держа между пальцами горящую сигарету. Она наблюдала, как он закрывал тюбик с пеной, с трудом найдя резьбу.

Зуи: Может быть, это никого и не интересует, но я даже не могу садиться есть, пока не скажу про себя 4 клятвы. Даю слово, что и Франни не может. Они пробили нас такими...
Бетси: (осторожно прерывая его) Какие еще 4 клятвы?

Зуи положил руки по обе стороны умывальника и немного подался вперед, глядя на эмалевый задний план. Несмотря на свое слабое тело, он сейчас выглядел так, как будто готовился опрокинуть умывальник на пол. Его глаза были закрыты.

Зуи: (сердито) А вот такие. "Как бы ни были неисчислимы живые существа, я клянусь их спасать; как бы ни были неистощимы страсти, я клянусь их подавлять; как бы ни были неизмеримы дхармы, я клянусь ими овладеть; как бы ни была несравнима правда Будды, я клянусь ее достигнуть". И я могу сделать это. Эй, команда! Поставь меня на место, тренер. Я это бормочу про себя 3 раза каждый день перед едой с тех пор, как мне было 10. Я не могу есть, пока не скажу это. Однажды, обедая с Лесажем, я попробовал обойтись без этого - и подавился вишневой косточкой.

Он открыл глаза и нахмурился, но продолжал оставаться в прежней позе.

Зуи: А теперь выйди отсюда, Бетси. Я хочу спокойно закончить свое омовение.

Он опять закрыл глаза, как будто еще раз готовился опрокинуть умывальник на пол. Даже хотя его голова была слегка опущена, кровь сильно отлила от его лица.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Сапфо
Модератор
Ветеран
*****
Сообщений: 3401


Paul Is Live!!!


« Ответ #59 : 11 Ноября 2013, 19:59:06 »

Бетси: (отрывисто и задумчиво) Как бы мне хотелось женить тебя!

Вся семья Глассов, в том числе и Зуи, были знакомы с этим нелогичным выводом миссис Гласс. Лучше всего, наиболее возвышенно это проявлялось посреди эмоциональной вспышки такого типа. Но теперь это застало Зуи врасплох. Он издал взрывной звук через нос - не то смех, не то что-то противоположное. Миссис Гласс быстро и взволнованно наклонилась вперед, чтобы посмотреть, что это такое. Это действительно был смех, и она села и более-менее успокоилась.

Бетси: (настойчиво) Да, мне бы хотелось. А тебе не хотелось бы?

Зуи расслабился, вытащил из кармана сложенный платок, развернул его и высморкался пару-тройку раз, а потом положил платок обратно.

Зуи: Я очень люблю поезда. А если ты женат, у окна больше не посидишь.
Бетси: Это не причина.
Зуи: Нет, это настоящая причина. А пока выйди, Бетси. Оставь меня в покое. Можешь пойти прогуляться. Кстати, если ты не выбросишь сигарету, то сожжешь себе пальцы.

И миссис Гласс выбросила сигарету в мусорную корзину. Потом она некоторое время сидела спокойно, не трогая ни сигарет, ни спичек. Она смотрела, как Зуи взял расческу и причесывался.

Бетси: Тебя уже можно подстричь, молодой человек. А то ты похож на какого-то дурачка, который только что вылез из бассейна.

Зуи отчетливо улыбнулся и несколько секунд продолжал причесываться. Вдруг он повернулся и быстро помахал матери расческой.

Зуи: Еще одно, пока я не забыл. Послушай меня, Бетси. Если у тебя еще есть идеи для Франни, как вчера ночью, позвони психологу Филли Барнса - вот и всё, о чем я тебя прошу. Подумай, что этот психоанализ дал Сеймуру.

Он остановился для большей выразительности.

Зуи: Ты слышишь меня? Сделай это.

Миссис Гласс быстро поправила густую сетку на волосах, хотя это было не нужно, и взяла сигареты и спички - но она просто держала их в руках.

Бетси: Если хочешь знать - я не говорила, что собираюсь звонить психологу Филли Барнса, но я говорила, что подумаю об этом. Прежде всего, он не простой психолог. Кажется, он истинный католический психолог, и я думаю, что это может быть лучше, чем сидеть без дела и наблюдать за ребенком...
Зуи: Бетси, я предупреждаю тебя. Мне всё равно, даже если он истинный буддийский ветеринар. Если ты вызовешь...
Бетси: Сейчас не время для шуток, молодой человек. Я знаю Филли Барнса еще мальчиком. Я и отец играли вместе с его родителями долгие годы... А еще мне известен тот факт, что поход к психологу сделал из этого мальчика совершенно нового и красивого человека. Я говорила с его...

Зуи бросил расческу в аптечку и нетерпеливо захлопнул дверь.

Зуи: Это глупо, Бетси. Сейчас Филли Барнс - бедный маленький беспомощный человек лет 40, который долгие годы спит с четками и журналом "Варьете" под подушкой. Мы говорим о таких разных вещах, как день и ночь. А теперь послушай меня, Бетси. Ты меня слышишь?

Зуи повернулся к матери и внимательно смотрел на нее, держась ладонью за эмаль.
Миссис Гласс зажгла новую сигарету и приняла на себя обязанность слушателя. Она выдохнула дым и стряхнула с подола крошки табака.

Бетси: (мрачно) Я тебя слушаю.
Зуи: Это хорошо, что ты меня слушаешь. Я говорю серьезно. Если ты не хочешь или не можешь думать про Сеймура, то иди и вызови какого-нибудь глупого психолога. Сделай это. Вызови такого психолога, который имеет опыт приучать людей к таким удовольствиям, как телевидение, еженедельный журнал по средам, путешествия в Европу, ядерное оружие, президентские выборы, передовая статья газеты "Таймс", обязанности ассоциации родителей и учителей Западного порта и залива Устриц - и еще всякая всячина, которая славится как нормальная... Сделай это - я клянусь, что пройдет меньше года, и Франни или сойдет с ума, или будет бродить по пустыне с огненным крестом в руках.

Миссис Гласс еще раз стряхнула крошки табака.

Бетси: Хорошо, не огорчайся. Никто никого и не вызовет.

Зуи рывком открыл дверь аптечки, заглянул внутрь, вытащил пилку для ногтей и закрыл дверь. Он взял сигару с раскрашенной морозными узорами стеклянной полки и хотел затянуться, но она погасла. Мать вытащила большую пачку сигарет и коробку спичек.

Бетси: На, возьми.

Зуи вытащил из пачки сигарету, взял в рот и зажег спичку - но поток мыслей сделал зажигание сигареты практически невозможным, поэтому он погасил спичку и вытащил сигарету изо рта. Он немного нетерпеливо покачал головой.

Зуи: Не знаю. Мне кажется, что где-то в городе должен быть спрятан хороший психолог для Франни - вчера ночью я думал об этом.

Он слегка скривился.

Зуи: Но я-то ни одного не знаю. Чтобы психолог был хорош для Франни, он должен быть особенного типа. Не знаю. Прежде всего, он должен верить, что вдохновение для изучения психоанализа милосердно послано на него "свыше". Потом он должен верить, что его непопадание в автомобильную катастрофу до начала практики тоже милосердно послано на него "свыше". А еще он должен верить, что и его врожденный ум, чтобы иметь возможность помогать пациентам, милосердно послан на него "свыше". А я психологов, которые думают об этом, не знаю. Но это единственный тип психологов, которые могут сделать, чтобы Франни было хорошо. А если ей попадется какой-нибудь ужасный фрейдист, эклектик или просто заурядный, у которого даже нет тайной глупой благодарности за свою проницательность и ум - она после психоанализа выйдет в еще худшей форме, чем Сеймур. Я думаю об этом и беспокоюсь. И вообще, хватит об этом, если тебе не всё равно.

Он долго зажигал сигарету, а потом, выдыхая дым, положил ее на раскрашенную морозными узорами стеклянную полку, где лежала погасшая сигара, и принял расслабленную позу. Он начал водить пилкой по ногтям, которые и так уже были довольно чистые.

Зуи: (после паузы) Если ты не будешь болтать, я тебе расскажу, о чем эти 2 небольшие книги, которые Франни держит при себе. Тебе это интересно или нет? Если нет, то и мне не хочется...
Бетси: Конечно, интересно! А ты что думаешь...
Зуи: Хорошо, только не надо болтать хотя бы минуту.

Он прижался своей маленькой спиной к краю умывальника, продолжая работать пилкой для ногтей.

Зуи: (фактически, неумолимым повествовательным тоном) В обеих книгах речь идет о русском крестьянине где-то на рубеже веков. Это очень простой и приятный молодой человек с парализованной рукой - что, конечно, делает его превосходным для Франни с ее немного домоседской душой.

Он развернулся, взял сигарету с раскрашенной морозными узорами стеклянной полки, затянулся и начал подпиливать ногти.

Зуи: Начинается с того, что у этого молодого крестьянина есть жена и ферма. Но после того, как его сумасшедший брат подпалил эту ферму, жена умерла. Поэтому он и начал бродить. А еще у него была проблема - он всю жизнь читал библию и хотел узнать, что такое непрерывная молитва, как написано в послании апостола Павла к фессалонийцам. Это постоянно преследовало его.

Зуи снова взял сигарету и затянулся.

Зуи: Нечто подобное есть и в послании к Тимофею: "Чтобы люди всегда молились". Фактически, Христос тоже говорит: "Люди всегда должны молиться и не терять дух".

Зуи ненадолго замолчал и, со строгим выражением лица, работал пилкой для ногтей.

Зуи: Поэтому он и начал бродить, чтобы найти учителя, который мог бы научить его непрерывной молитве. Он ходил и ходил от одной церкви или святыни к другой, разговаривал с тем или иным священником. И вот, наконец, он встретил 1 старого монаха, который, очевидно, знал, что это такое. И старый монах рассказал ему, что единственная приемлемая и желанная молитва - это: "Мой господин Христос, ниспошли на меня милосердие". Хотя полностью эта молитва выглядит так: "Мой господин Христос, ниспошли милосердие на меня, несчастного грешника", - но ни 1 специалист в обеих книгах "несчастного грешника" даже не упоминает. В общем, этот старый монах объяснил ему, что происходит, если молиться не прекращая. Он провел с ним несколько практических занятий и отпустил его домой. Ну, короче говоря, через некоторое время этот молодой бродяга стал профессионалом молитвы - усвоил ее. Он был очень доволен своей новой духовной жизнью и стал бродить по всей России - по дремучим лесам, городам, селам и так далее - читая эту молитву и рассказывая каждому встречному, как это делается.

Зуи быстро посмотрел на мать.

Зуи: Ты слушаешь, пухлая стареющая жрица - или просто смотришь на мое прекрасное лицо?
Бетси: (сердито) Конечно, слушаю!
Зуи: Это хорошо. А незваные гости мне здесь не нужны.

Он расхохотался, потом затянулся сигаретой, держа ее между пальцами, и продолжал работать пилкой для ногтей.

Зуи: 1 из этих небольших книг - "Очарованный странник" - это в основном приключения молодого бродяги в пути. Кого он встречал, что он им говорил, что они ему говорили - а ведь он встречал много хороших людей. Продолжение - "Очарованный странник-2" - это в основном диалоговый трактат о причинах и целях этой молитвы. Бродяга, профессор, монах и отшельник встретились, чтобы всё это выяснить. Вот в том-то и дело.

Зуи быстро посмотрел на мать и переложил пилку для ногтей в левую руку.

Зуи: Если тебе это интересно, цель обеих небольших книг - пробудить у всех потребность и пользу от непрерывной молитвы. Сначала это делается под наблюдением какого-нибудь опытного учителя-гуру, а потом, когда человек до некоторой степени усвоит это, он может продолжать уже самостоятельно. А самое главное - это то, что для этого не обязательно быть благочестивым выродком или бить себя в грудь. Например, ты можешь даже ограбить благотворительный банк, но при этом обязательно нужно молиться. Просветление приходит вместе с молитвой, а не перед ней.

Зуи нахмурился, но незначительно.

Зуи: Дело в том, что рано или поздно молитва сама по себе перейдет от губ и головы в душу и станет такой же неотъемлемой частью человека, как и сердцебиение. А через некоторое время, когда молитва в сердце дойдет до автоматизма, человек войдет, так сказать, в суть вещей. Правда, ни в 1 из этих книг о таком деле не говорится, но в восточной философии есть термин "чакры" - это 7 скрытых центров в теле. Тот из них, который связан с сердцем, называется анахата - он самый чувствительный и мощный из них. Его активность, в свою очередь, активирует другой центр, который называется ажна - это шишковидное тело между бровями или, точнее, аура вокруг шишковидного тела. А потом вдруг открывается мистический "3 глаз". В этом нет ничего нового - то есть это началось не в толпе у молодого бродяги. В Индии уже много веков существует так называемая жаппа - многократное повторение какого-нибудь божественного имени - или, точнее, имени его воплощения-аватара. Дело в том, что, когда ты достаточно долго и достаточно часто повторяешь в сердце это имя, рано или поздно ты получишь ответ - а может быть, и не ответ, но отклик.

Вдруг Зуи повернулся, открыл аптечку, положил пилку для ногтей на место и вытащил довольно корявую маникюрную палочку.

Зуи: Кто жевал мою палочку?

Он быстро вытер запястьем пот с верхней губы и начал сцарапывать палочкой шкурку с ногтей.
Миссис Гласс посмотрела на него, затянулась сигаретой и скрестила ноги.

Бетси: (требовательно) И что Франни собирается с этим делать?
Зуи: Я думаю - спроси ее, а не меня.

Последовала короткая сомнительная пауза.

Бетси: (отрывисто и решительно) И как долго ты собираешься это делать?

Лицо Зуи сияло от удовольствия. Он повернулся к ней.

Зуи: Недолго - пока маляры не захотят перейти в твою комнату. А потом появится процессия святых и бодхисатв и принесет чашу с куриным супом. А на заднем плане будет хор под руководством Холла Джонса, и камеры придвинутся к интересному старичку в набедренной повязке, стоящему на фоне гор, голубых небес и белых облаков, и у всех будет спокойный вид...
Бетси: Хорошо. Хватит уже об этом.
Зуи: Ладно, я постараюсь помочь. Ты знаешь, я не хочу, чтобы ты уходила с таким впечатлением, будто какие-то неудобства вмешиваются в религиозную жизнь. Я хочу сказать, что многие люди не обсуждают это, так как они думают, что это в некоторой степени включает в себя отвратительную требовательность и настойчивость. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Было ясно, что оратор с явным удовольствием достиг высшей точки своего выступления. Он торжественно помахал матери маникюрной палочкой.

Зуи: Когда мы выйдем из этого зала, надеюсь, ты получишь от меня небольшую книгу, которая мне всегда нравилась. Она касается тех деликатных вопросов, которые мы обсуждали сегодня утром. Называется "Мои божественные увлечения". Написал ее некий Гомер Винсент Клод Пирсон младший. Из этой небольшой книги ты узнаешь, что доктор Пирсон ясно рассказывает, как в 21 год он начал откладывать немного времени каждый день - насколько я помню, 2 минуты утром и 2 вечером. Через год, не без помощи маленьких неофициальных божественных визитов, он увеличил свой годовой доход до 74%. Возможно, у меня есть копия, и если ты будешь достаточно хорошо...
Бетси: (отрешенно) Да ты совсем невозможный!

Она снова искала глазами своего старого друга в комнате - синий ковер. Она сидела и смотрела на него, пока Зуи, улыбаясь и капая пОтом на верхнюю губу, продолжал работать с маникюрной палочкой. Наконец, миссис Гласс тяжело вздохнула и снова обратила внимание на Зуи, который, сцарапывая шкурку с ногтей, наполовину развернулся к дневному свету. Пока она смотрела на линии и плоскости его необыкновенно худой голой спины, ее взгляд постепенно перестал быть отрешенным. Фактически, всего через несколько секунд ее глаза как бы отказались воспринимать мрачное и тяжелое и засветились признательностью болельщика. Она достала и пощупала его маленькую спину.

Бетси: (громко) Ты стал такой широкий и красивый. А я боялась, что все эти дурацкие упражнения со штангой могут сделать что-нибудь...
Зуи: (резко отскакивая) Но ведь не сделали же, не так ли?

Он дернул дверь аптечки и положил маникюрную палочку на место.

Зуи: И никогда не сделают, вот так! И не надо восхищаться моей спиной.

Он закрыл аптечку и сел на окно, несмотря на то, что батарея была горячая.
Миссис Гласс фыркнула с небольшим опозданием.

Бетси: (слегка обиженно) Не надо восхищаться твоей спиной... А я люблю это делать!

Она смотрела на него со смешанным выражением несправедливости и безудержного интереса человека, который уже много лет ищет дырки в только что выстиранном белье. Потом она вдруг встала, с громким вздохом и мрачными обязанностями, и передвинулась к умывальнику, откуда Зуи уже ушел. Прежде всего, хотя ее, очевидно, мучила неприятная однообразная работа, она включила холодную воду.

Бетси: (строгим тоном) Как бы мне хотелось, чтобы ты научился правильно закрывать вещи, которыми ты уже не пользуешься!

Зуи посмотрел на нее с окна, где он сидел, пристегивая подтяжки.

Зуи: Как бы мне хотелось, чтобы ты научилась уходить из гостей, когда праздник окончится! Вот что я имею в виду, Бетси - хоть это и звучит грубо. Мне нужно побыть минуту в одиночестве. Прежде всего, я спешу. В 2-30 мне надо быть в офисе у Лесажа, но сначала я хочу выполнить пару вещей в центре города. А теперь выйди, ясно?

Миссис Гласс отвернулась от своих трудовых обязанностей, чтобы посмотреть на него и задать вопрос, который уже годами раздражал всех ее детей.

Бетси: А ты обедать перед отходом не собираешься?
Зуи: Я могу перекусить и в центре города... Кстати, где мой 2 ботинок?

Миссис Гласс неторопливо посмотрела на него.

Бетси: Так ты будешь или не будешь говорить с сестрой перед отходом?
Зуи: (с явной неуверенностью) Не знаю, Бетси. И хватит просить меня об этом. Если бы у меня было, что сказать ей сегодня утром, я бы сказал. А пока хватит.

Он надел и завязал 1 ботинок, потом вдруг стал на колени и начал водить рукой под батареей.

Зуи: Ах, вот, оказывается, ты где, мой маленький выродок!

Он сел на окно, держа в руке найденный ботинок. На батарею посыпалась мелкая пыль.
Миссис Гласс видела, как он надевал его, но уже не смотрела, как завязывал - она медленно вышла из комнаты. Ее необычно тяжелое движение - в смысле волочение - отвлекло Зуи. Он очень внимательно смотрел на нее.

Бетси: (отрешенно, не оглядываясь) Я просто не знаю, что происходит со всеми моими детьми.

Она остановилась возле вешалки для полотенец и поправила мочалку.

Бетси: В старые времена, когда вы маленькими работали на радио, вы были такие умные и веселые, что просто прелесть! И утром, и днем, и вечером.

Она наклонилась и подняла с плиточного пола длинный и необычно светлый волос. Потом она сделала с ним небольшой круг к мусорной корзине.

Бетси: Я не знаю - хорошо ли много знать и быть умным, как секретарь, но несчастным?

Она повернулась спиной к Зуи и снова пошла к двери.

Бетси: По крайней мере, меня радовало, что вы были такие приятные и любили друг друга.

Она открыла дверь и покачала головой.

Бетси: (твердо) Конечно, радовало.

И она закрыла за собой дверь. Зуи, глядя на закрытую дверь, сильно вдохнул и медленно выдохнул.

Зуи: Ну, вот ты и вышла, дорогая!

Он старался говорить таким голосом, чтобы она не слышала его из коридора.
Записан

Мне летом на севере надо быть - а я тут торчу!..
Форум для левшей и про левшей
   

 Записан
Страниц: « Предыдущая 1 2 3 [4] 5 6 7 Следующая »
  Печать  
 
Перейти в:  

2: include(../counters.php): failed to open stream: No such file or directory
Файл: /home/l/levsha/levshei.net/public_html/forumsmf/Themes/default/Display.template.php (main_below sub template - eval?)
Строка: 498